Кто о чём, а я о любимом Феанарионе.

[Fealinte]

…Ветви цепляли его за волосы и плечи, но он не обращал внимания. Поводья сжимал, скорее, бессознательно, по привычке. И только одна мысль стучала в голове: «Предательство!»
Его считали предателем, но преданным он чувствовал себя.
«Предательство – моя судьба, – сновали в сознании болезненные мысли. – Но меня предали первого. Я только шёл к своей цели».
Прости, но я не пойду с тобой.
Эти незамысловатые, но разящие в самое сердце слова, не так поразили бы его, если бы он не слышал их однажды, пять столетий назад…
…Я не пойду с тобой… Отец, я отрекаюсь от твоих дел. Я не пойду с тобой.
Только скрежет зубов да побелевшее от ярости лицо выдали чувства всадника.
Сквозь густой туман смутных воспоминаний до него едва донёсся знакомый голос. Поначалу он был далёк, но потом разорвал гнетущую тишину неестественно громко.
- Атаринке!

Оказывается, брат уже некоторое время его дозывался.

Оказывается, брат уже некоторое время его дозывался.
- Ты что, уснул? – сердито поинтересовался Келегорм. – Я проголодался, нам нужно что-то добыть.
- Делай, что хочешь, - отстранённо ответил Куруфин, не поднимая взгляда. – Я не голоден.
На сердитый тон брата он не обратил внимания – у Келегорма тоже не было поводов для хорошего расположения духа. Старший Феанарион раздражённо сверкнул глазами и, развернув коня, скрылся в чаще вместе с Хуаном.

Их путь лежал на север. Опасное направление, особенно в нынешние времена. Да только больше ехать было некуда. О том, что они скажут Старшему, Куруфин даже и не думал. Сейчас только одно занимало его мысли – лицо сына, упрямо и так знакомо сжавшего губы и глядевшего прямо, чуть печально.
Атаринке часто говорили, что Тьелпэ похож на него, но он-то знал, чей образ на самом деле отобразился в этой статной фигуре, в этом прямом, чуть печальном взгляде, в этих строгих, но приятных чертах. Это её глаза смотрели глазами сына – осуждающе, укоризненно и… тоскливо. Это её губы произносили голосом Тьелпэринквара роковые слова.
Тогда, в Тирионе, пятьсот лет назад, умерла одна половина его сердца. А теперь… теперь умерла и вторая. Как жить с мёртвым сердцем, без чувств, без надежды, с одной лишь пустотой внутри безжизненной ледышки в груди? Чужая душа в чужом теле.
«…Как Морготова тварь».
Куруфин спешился и подвёл коня к небольшой лесной речке с чистой прозрачной водой. Сам присел на камень, опустил руки в ледяную воду. Руки ничего не чувствовали… Сердце ничего не чувствовало.

С зеркально чистой водной глади на него смотрело лицо. Прекрасное, со строгими чертами и печальными глазами. Тёмные пряди на нежных щеках, глаза цвета грозового неба. Постепенно он разглядел и фигуру – гибкий стан в тёмно-синем, с золотом, платье. Тонкая рука тянется к нему, на лице расцветает печальная улыбка.
Атаринке наклоняется к воде всё ближе и ближе, уже чувствуя аромат сирени, которой она всегда украшала волосы.
- Ильвэрантиль… Ильвэн… - поневоле шепчут его губы.
Прости, но я не пойду с тобой.
Острая боль в сердце, словно удар кинжала.
- Нет! – слышится его неистовый крик, и сжатая в кулак рука разбивает водную гладь на миллионы брызг.
Испуганный конь зафыркал и попятился.

- Там кто-то есть, - сказал Келегорм, пригнувшись и пытаясь что-то разглядеть сквозь чащу.
- Не удивлюсь, если мы нарвались на орков, - мрачно ответил ему брат.
- Нет, их немного. Мы справимся, - спокойно ответил Келегорм и решительно направился в сторону предполагаемой опасности.
Куруфину было, в общем-то, всё равно, поэтому он поехал следом.

…Чёрная волна волос и вечерние сумерки в глазах… Она!
Куруфин взглянул на брата и увидел, как побледнело его лицо, как сузились глаза и сжались пальцы, держащие поводья.
«А вот и причина наших злоключений, - мрачно подумал Куруфин, разглядывая возлюбленного дориатской принцессы. – Хотя бы у Тьелкормо был шанс быть счастливым. Но и эту возможность отобрала судьба в лице этого жалкого смертного!»
С удивлением Куруфин заметил, как брат подъехал к Лютиэн, которую Берен тотчас закрыл собой, и стал что-то говорить – негромко, спокойно, но Атаринке прекрасно знал, какую натянутую струну сейчас представляет из себя Келегорм, чего ему стоит держать себя в руках. В слова он не вслушивался. Пёс Хуан медленно подвинулся вслед за хозяином, словно выжидая чего-то.
Послышался мелодичный голос Лютиэн – она что-то отвечала, но и эти слова прошли мимо Куруфина. И вдруг…
- Я не пойду с тобой…
Снова… Не может быть. Эти слова… Но разве может ещё раз умереть то, что уже мертво?
Феанарион взглянул на дочь Тингола, не узнавая её. Тёмные завитки волос, глаза цвета грозового неба, в голосе печаль.
«Нет! Я не позволю этому случиться снова. Это уж слишком! Не пойдёшь? Ну уж нет».
Его конь ринулся стрелой, а его рука будто бы сама собой подхватила деву на ходу. Лютиэн от неожиданности растерялась и не пыталась сопротивляться.
«Ты будешь со мной, Ильвэн, и мне всё равно, что ты скажешь на этот раз, ибо я не хочу быть преданным снова!»
Краем уха Куруфин услышал шум за спиной, и вдруг какая-то сила выбила его из седла. Они с Береном покатились по траве, вцепившись друг в друга. Снова шум. Крик Лютиэн. Лай Хуана. Потом голос Келегорма.
Куруфин твёрдо вознамерился покончить с наглецом.
- Не убивай его! – снова раздался голос девы.
«Но почему, Ильвэн?» - изумлённо подумал Атаринке, и промедление, вызванное этой мыслью, дало Берену преимущество. Куруфин вдруг понял, что лежит на земле, а Берен прижимает к его горлу его же кинжал. Потом человек поднялся, что-то говоря, но Куруфин не слушал его. Он смотрел на Лютиэн. В её глазах были страх за любимого и печаль. Эта печаль отдалась в его душе забытой болью.
Куруфин поднялся, совершенно не понимая, ни где он находится, ни что происходит вокруг.
Келегорм уже успел вскочить в седло и, подъехав к брату, протянул ему руку. Куруфин, не осознавая, что он делает, схватился за неё и тоже вскочил в седло.
Не отрываясь, он продолжал смотреть, как Берен усаживает на его коня Лютиэн. Краем глаза Куруфин отметил исполненное горечи и какой-то мрачной обречённости лицо брата, но не стал об этом думать. Собственная боль была слишком сильной.
Некоторое время Феанарион бездумно глядел на лук Келегорма, который тот уже успел повесить на спину.
«Ильвэн… ты знаешь, каково это – быть мёртвым? Ты знаешь, каково это – умереть раз, а потом ещё раз?»
Прости, но я не пойду с тобой.
«Ты пойдёшь со мной. Или не пойдёшь ни с кем и никуда более. Я не могу тебя отпустить… Я уже раз отпустил - и горько жалел об этом долгие столетия».
- Останься, - умоляюще прошептал Куруфин.
- Что? – озадаченно обернулся Келегорм.
- Я не отпущу тебя на этот раз! – послышался яростный крик, и быстрая стрела со свистом рассекла воздух. Стрела, направленная в Лютиэн. Словно в бреду, Атаринке увидел, как стремительный Хуан перехватил смертоносную молнию на лету.
- Атаринке, что ты делаешь! – услышал он голос Келегорма, разворачивающего коня.
Но Куруфин успел выстрелить во второй раз.
«Как ты можешь… бросить меня, уйти вот так!»
Движение Берена было молниеносным, и стрела вонзилась в него.
- Хватит, Курво! – повелительно крикнул Келегорм, который не испытывал иллюзий по поводу оскаленной морды Хуана, уже направляющегося к ним.
- Остановись, на этот раз я не промахнусь, - бормотал Куруфин, прицеливаясь.
Раздалось грозное рычание пса, конь испуганно отшатнулся, так что братья чуть не выпали из седла.
- Нет, - решительно ответил Келегорм. – С Хуаном шутки плохи, Атаринке. Я поехал. Нам здесь больше нечего делать, - и он пустил коня в галоп.

…Северный ветер больно хлестал лицо резкими колючими порывами. Но Куруфин этого не замечал. Он сидел в седле позади брата, безучастно уставившись тому в спину, и думал только об одном.
«Нельзя умереть в третий раз. Нельзя жить без сердца. Значит, я мёртв. Значит, законы живых больше не для меня…Это конец всему. Кроме Клятвы. Извечная тьма? Меня она уже объяла».
Над головами всадников грозовое небо постепенно превращалось в бездонную тьму.