Соната Рационального Хаоса. Думаю о галактиках.
***
Он обвёл зал скучающим взглядом.
Конечно, со стороны казалось, что он полностью увлечён песней, но он уже давно научился наравне с этой видимостью успевать зрительно охватывать зал, выделять какие-то отдельные детали и даже успевать их обдумывать в ходе выступления. Некоторые лица были знакомы, иные новы – за этими он следил с особым вниманием, пытаясь определить, какие эмоции вызывают его песни. Зачастую ему даже удавалось почти безошибочно определять, кто из зрителей точно подойдёт к нему после концерта – выразить благодарность, попросить автограф и так далее. Порой он развлекал себя тем, что наблюдал за лицами конкурентов или своих недругов. Читать их было так же просто, как и лица преданных поклонников.
Это всё, впрочем, вовсе не означало, что выступления превратились для него в рутинную повинность, где ему приходилось измышлять себе развлечения, дабы не соскучиться. Сколько бы лет ни прошло, одно оставалось неизменным – восторг, ощущаемый перед выходом на сцену (или просто на публику, будь то обычный квартирник или какая-нибудь посиделка у костра).
Он всё реже писал новые песни – на данный момент старых хватало на то, чтобы продержать публику в восхищении час-полтора, а то и больше. Часто, когда ему надоедало выбирать песни, он предоставлял эту возможность слушателям, и недостатка в заказах не было.
Друзья говорили, что он уже мог бы зарабатывать, но он лишь небрежно отмахивался. Он боялся того момента, когда музыка – его призвание и смысл его жизни, его единственная радость на данный момент – превратится всего лишь в работу. А пока он - менестрель, чародей, дарящий людям прекрасные чувства, их проводник в иные, лучшие, миры дивных образов и необычных впечатлений. Это приносило радость, это тешило самолюбие, это возносило его над другими, это – пока ещё – пусть и на короткие мгновения, делало его относительно счастливым.
Он давным-давно поменял своё имя на творческий псевдоним, потому что не он представал перед слушателями, но образ, продуманный и отточенный. Этот образ и его талант – вот что было интересно публике, но не он сам, каким он когда-то был и каким остался глубоко в душе, невидимый для окружающих. Он думал о том, чтобы назваться Маглором-песнопевцем, но решил, что их и так развелось ныне слишком много. А он не хотел быть одним из многих. Он взял себе имя не менее известное и не менее претенциозное, но менее популярное – Томас-Рифмач.
…В последние годы он редко смотрел в первые ряды. Он успел насмотреться на них в начале своего творческого пути. Поэтому сам не знал, что заставило его взглянуть туда на этот раз.
Одно лицо заинтересовало его.Одно лицо заинтересовало его. Девушка показалась Рифмачу знакомой. Очевидно, он видел её на каком-то из предыдущих конвентов. Обычное лицо, чуть сужающееся к подбородку, внимательный взгляд из-под длинных и необычайно тёмных для светловолосой девушки ресниц. «Крашеная», - решил Рифмач.
«Но что-то в ней определённо есть».
Девушка слушала его очень внимательно, не отвлекаясь ни на какие другие звуки. Ни с кем не переговаривалась – ни в ходе выступления, ни даже в перерывах между песнями. Она смотрела только на него, как будто бы в мире больше ничего и не существовало. Она слушала серьёзно, вдумчиво, то и дело повторяла одними губами слова его песен. Он специально возвращался к ней взглядом на каждой песне – она знала их все. Время от времени её губы трогала лёгкая, очаровательная улыбка.
«Эта подойдёт после концерта, - твёрдо решил Рифмач. – Похоже, из ярых, но тихих фанатов».
Он ошибся. Она не подошла. Подходили очень многие, но именно её не было. Более того, после выступления он её даже не видел – ни на одном мероприятии. Он равнодушно пожал плечами и забыл о ней в тот же вечер.
***
Последняя игровая ночь. Самая активная часть праздника – с танцами и громким смехом – позади. Теперь все тесно расселись у костра и слушают менестреля в чёрно-серебристом одеянии и с тонким венцом в волосах. Рифмач уже порядком пьян, но это не мешает его пальцам ловко и точно перебирать струны, а голосу литься ясной и чарующей песней. Напряжённо-завороженное молчание нарушает разве что треск сухих ветвей в пламени костра да лёгкий шелест листвы за спинами слушателей.
Он окинул круг привычным взором и точно напротив увидел её, «девушку из первого ряда». Он узнал её не сразу, потому что та была облачена в изумительной красоты тёмно-зелёное платье с каким-то затейливым блестящим узором. Она слушала так же внимательно, а её ресницы отбрасывали на щёки такие же длинные тёмные тени. В неясных бликах костра она на какое-то мгновение показалась ему существом из другого мира. К сожалению, он всё-таки был уже слишком пьян, чтобы как-то внятно осмыслить свои ощущения.
Он закончил песню и посмотрел на неё. Ответом ему был всё тот же внимательный взгляд.
Сбоку раздался чей-то знакомый голос:
- Лорд Маглор, спой ещё что-нибудь.
У Рифмача уже всё плыло перед глазами в привычном тумане, но он снова заиграл, и полилась новая песня. Что было потом – он помнил смутно. Вроде бы, кто-то стал подпевать, а потом подпевать стали все вместе. Кто-то подстроился под него с флейтой. Рифмач играл и пел, бессознательно, будто бы на автомате, и окончание ночи его память уже не зафиксировала.
Как ни странно, но первое, что он вспомнил, когда проснулся наутро – это блестящий узор на зелёном платье.
«Чёрт, она же буквально пожирала меня взглядом! Почему же так и не подошла? Стесняется, что ли?»
Он сам удивлялся, почему это вызвало в нём такой живой интерес. Он непременно решил отыскать упомянутую деву и узнать, почему, раз ей так нравятся его песни (или он сам?), она не в состоянии просто подойти и сказать об этом, ведь большинство так и делают.
Он дёрнул за рукав пробегавшего мимо сокомандника, которого все называли Сэмом (почему – оставалось загадкой; он не был похож на толкиеновского Сэма ни внешне, ни характером).
- Вчера ночью вместе с нами у костра сидела незнакомая мне дева, в тёмно-зелёном платье. Знаешь, кто такая?
Сэм задумался, потом покачал головой.
- Что-то не припомню… Мало ли их тут, в зелёных-то платьях? Какая-нибудь приблудившаяся Синдэ.
- Сэмми, ну припомни, или узнай сходи – может, она из Дориата? – настаивал Рифмач. – Светловолосая, длинные ресницы, узор на платье – то ли золотой, то ли серебряный.
- Да ты сбрендил, что ли, Рифмач? У нас таких пол-Дориата и пол-Оссирианда, небось. Раз так приспичило – сам иди и ищи; мне в мастерятню надо срочно. На что она тебе хоть сдалась, дева та, с узором?
- Да так… Ничего, - буркнул Рифмач. – Иди.
Он внимательно присматривался к тем, кто приходил после игры в их локацию. Сам ходил в другие. Но её нигде не видел. Самым разумным было предположить, что она уехала с игры раньше. Самым фантастичным – что она ему просто привиделась. Эту мысль Рифмач постарался отбросить – вроде, пока галлюцинациями не страдал.
***
Он увидел её вновь, на очередном менестрельнике. Она опять сидела в первом ряду и неотрывно смотрела на него. Рифмач поначалу растерялся. Потом подавил в себе желание тут же, во время выступления, при всех попросить её подождать его после мероприятия или самой подойти. Он сдержался и решил: «Если сама не подойдёт на этот раз, пусть идёт лесом. В конце-концов, с чего это я решил, что сия дева представляет для меня какую-то важность? Многие приходят на каждый мой концерт или квартирник. В том числе, и прекрасные девы».
Она не подошла. Как обычно, сразу по окончании менестрельника бесследно исчезла.
Как это ни удивительно, но он ощущал странную необоснованную обиду. Как будто были обмануты его самые искренние ожидания. Он уже почти внушил себе, что она этим своим внимательным взглядом чуть ли не самолично обещала ему, что подойдёт, заговорит, скажет, кто она и как любит его песни, и что хочет общаться и, может быть, даже, более того.
Он был зол на неё и на себя – за то, что его это так беспокоит. Впрочем, ему с кое-какими усилиями удалось забыть об этом досадном обстоятельстве. Недостатка в общении и весёлых гулянках-посиделках у него не было.
***
Рифмач не вспоминал о пресловутой поклоннице до следующего конвента, где должен был выступать. За несколько дней до этого вопрос о том, придёт она на этот раз или нет, измучил его до невозможности. Он был неимоверно раздражителен, без причины огрызался на безобидные реплики. Но друзья решили, что он просто волнуется. Все знали, что прекрасный менестрель – сложная и противоречивая творческая натура и не славится лёгким характером.
…Он посмотрел в первый ряд сразу же, как только вышел на сцену. Ему упорно казалось, что её обычная лёгкая улыбка отдаёт насмешкой. Он пел чересчур громко и яростно, не в силах сдержать себя. Но слушатели любили его и таким. А верная поклонница в первом ряду только улыбалась, и под её доброжелательным взглядом его раздражение постепенно сошло на нет.
В одном из перерывов между песнями он весело попросил зрителей подождать его минутку и чуть ли не бегом бросился за кулисы. Схватив за плечо своего друга Алиарда, он подвёл его максимально близко к краю занавеса и быстро проговорил:
- Видишь светловолосую девушку, в первом ряду, ближе к правому краю? Ну вон та, которая браслет перебирает?
- Вижу. Кто такая, не знаю, - невозмутимо ответил Алиард, прищурившись.
- Поймай её после концерта, будь добр. Я хочу с ней пообщаться.
Алиард задумчиво почесал в затылке.
- Зачем ловить? Сама подойдёт.
- Эта не подойдёт, - покачал головой Рифмач. – Поверь мне, я знаю. Она никогда не подходит.
Алиард вдруг хитро и понимающе усмехнулся.
- Я смотрю, эта дева тебя заинтриговала.
- Ещё как, - коротко ответил Рифмач и вышел на сцену.
…Он знал, что с последним аккордом она встанет, выйдет из зала и снова исчезнет (если Алиард потерпит неудачу), поэтому в последнюю очередь пел свою самую длинную и медленную балладу, желая оттянуть это мгновение.
После концерта он отыскал в коридоре Алиарда, но тот только виновато развёл руками.
- Она как сквозь землю провалилась, твоя таинственная незнакомка, Рифмач. Прости, я старался не упускать её из виду, но всё напрасно.
Рифмач вздохнул и безнадёжно махнул рукой.
В тот же момент к ним подошла Элиса, одна из организаторов концерта. Она положила руку на плечо менестреля и загадочно усмехнулась.
- Рифмач, с каких это пор ты сам гоняешься за девами? Обычно всё наоборот.
- Эта дева особенная, - раздражённо пробурчал раздосадованный менестрель. – Она бегает быстрее других. Ты, кстати, её видела?
- Светленькую в первом ряду? – с улыбкой переспросила Элиса.
- Ты её знаешь? – изумился Рифмач, хватаясь за её слова, как за спасительную соломинку.
- В общем, нет. Но мы пару раз общались. Довольно интересная девочка. Начитанная. Сказала, что очень любит твои песни, - Элиса лукаво подмигнула Рифмачу.
«Другим сказала, а мне, мне? Почему мне-то не может сказать? Может, действительно стесняется?»
Но тут он вспомнил её насмешливую и определённо уверенную улыбку, с которой она на него смотрела из этого своего первого ряда. На стеснение это нисколько похоже не было. «Видно, она надо мной просто издевается».
- Элис, давно она ходит на мои выступления?
Элиса задумчиво помолчала.
- Мм, год… или два. Может, дольше. По крайней мере, в прошлом году я её точно видела. Мы как раз тогда и поговорили.
- Что она говорила обо мне, кроме того, что песни нравятся? – осторожно спросил Рифмач.
- О тебе? – усмехнулась Элиса. – Ничего, только это. Мы вообще, родной, о тебе почти не говорили. Ты что, думаешь, что ты у дев - единственная тема для разговора?
Элиса звонко расхохоталась и пошла по своим делам.
***
Рифмач полночи ворочался, но заснуть так и не смог. Тогда он решил, что, раз ночь всё равно потеряна, то лучше будет пойти на кухню пить кофе. Он не курил уже довольно давно, но хранил сигареты дома на всякий случай. И случай этот пришёл, потому что его внутреннее состояние пребывало в совершеннейшем раздрае. Где-то с час он бесцельно мерил шагами кухню, потом сел и написал песню. Прочитав написанное, он недовольно поморщился: «Невнятная абстракция. Вряд ли поймут». Но выбрасывать не стал. Оставшуюся ночь он провёл с гитарой в руках.
Когда на следующий день он спел её в присутствии Алиарда, тот удивлённо присвистнул:
- Сильно. Что это с тобой, Рифмач, произошло? Ты не сочинял уже, по крайней мере, год. Или больше?
Рифмач только мрачно отвёл взгляд.
***
Ситуация складывалась странная.
Светловолосая девушка продолжала приходить на его выступления. С последующими бесследными исчезновениями. Никто не мог сказать ему, ни кто она, ни откуда, ни как её найти. Вроде бы многие видели, и некоторые даже общались. Кто-то случайно вспомнил, что её, кажется, зовут Лаэрин. Или Лаирэн.
Она улыбалась ему из первого ряда, глядя снизу вверх и прикрывая глаза длинными, необычайно тёмными ресницами.
Иногда он видел её в кругу сидящих у костра во время игр. Иногда он предпринимал попытки пересечься с ней, иногда просто обречённо выжидал. Порой его разбирала злость. Бывало, он вновь и вновь начинал о ней расспрашивать.
Он устраивал квартирники, объявляя о них везде, где только было можно. Алиард, который обычно всё это организовывал, всегда беспокоился, что все не поместятся, даже несмотря на внушительные размеры менестрельского жилища. Народу действительно являлась уйма. Но девушки по имени Лаэрин не было.
Она исправно приходила на все концерты, но на квартирники не явилась ни разу. Рифмач решил, что она намеренно избегает личной встречи. Это его и раздражало, и интриговало, и злило.
Он перестал спать по ночам. Писал всё новые и новые песни.
Бывало, на концертах он говорил, глядя ей в глаза, что-то вроде: «…На эту песню меня вдохновила одна из моих поклонниц». Она только улыбалась, всё понимая, и благодарно кивала.
***
Он не мог сказать, сколько прошло времени. Случилось так, что он к ней привык. Каждый раз, выходя на сцену, он первым делом смотрел в первый ряд. Её улыбка и внимательный взгляд будто бы поддерживали в нём какой-то ему самому неведомый огонь. Он приходил после концерта домой (гулянки интересовали его теперь чуть меньше), исполненный неведомого ранее вдохновения и сочинял – песни, стихи, музыку. Бесцельно бродил по улицам. Он стал слушать других, и меньше говорил сам.
Когда ему было плохо, он просто вспоминал её улыбку. И случилось так, что постепенно плохо ему становилось всё реже. Каждый раз, видя её на каком-либо очередном мероприятии, он чувствовал себя будто бы обновлённым. Друзья поговаривали, что он изменился. Ему было всё равно. Он обрёл тайный смысл, которого раньше не было.
Отныне он пел и играл для неё. Ради неё он ходил на все эти концерты. Лишь её взгляд ловил в зале, лишь её глаза и тени от длинных ресниц были предметом его мечтаний ночами – а потом, и ночами, и днями. Он думал о ней так часто, что перестал это замечать. Она стала для него как воздух. Он выходил на сцену, смотрел на неё и знал, что концерт пройдёт хорошо, что сегодня ему улыбнётся удача.
Она стала его талисманом, музой, путеводной звездой.
Он больше не пытался поймать её в коридорах, в залах, на играх, не делал попыток заговорить или хотя бы познакомиться. Ему хватало одной мысли о том, что она где-то есть, и на следующем концерте он её увидит. И она всегда приходила.
Они кивали друг другу и улыбались, как старые знакомые. Он знал, что пока она есть, всё будет хорошо.
***
…Рифмач не мог с точностью определить, радует ли его это событие или же наоборот. По правде говоря, это Алиард его уговорил. Друг менестреля был гораздо более практичным и решил устроить финансовую жизнь друга исключительно из лучших побуждений. К тому же, по прошествии времени, Рифмач утратил свою чрезмерную принципиальность, и идея зарабатывать своим искусством уже не казалась ему неприемлемой.
Это был фактически первый большой официальный платный концерт Рифмача. Он был безумно благодарен Алиарду за то, что тот взял на себя организационную сторону дела. Хорошее, достаточно большое и довольно недорогое помещение, качественная аппаратура, надёжная команда – как Алиарду удалось организовать всё столь блестящим образом, оставалось лишь догадываться. Ясно было одно: этот концерт – реальный шанс выйти в большой свет, и выйти на достойном уровне. Сюда пришли не только его друзья и знакомые по играм, творчеству и прочий проверенный народ, но и люди со стороны, не имеющие отношения к его миру и к его окружению. Как оказалось, он уже был достаточно известен далеко за пределами своего круга.
Рифмач не волновался. Он верил в свою удачу. Которая имела вполне физическое воплощение.
…Он стоял за кулисами и перебирал в уме песни, которые собрался исполнить.
И вдруг какое-то странное, неведомое чувство отвлекло его от сосредоточенных размышлений. «Сегодня она подойдёт ко мне», - вдруг пронеслось в голове.
Рифмач сам был поражён уверенности, с которой он об этом подумал. С чего он взял, что спустя столько времени что-либо изменится?
И тут же, словно отвечая сам себе без своего на то согласия, он подумал: «Если она подойдёт ко мне сегодня, значит, это моя судьба. Нет, не так. Значит, это - моя Судьба. И значит, я буду с ней, потому что не мыслю своего существования без неё. Если же нет – я навсегда о ней забуду. Потому что это стало слишком невыносимым, вся эта неопределённость».
Он словно заключил сделку сам с собой. И условия он теперь обязан был выполнить.
***
Зал приветствовал его бурно и радостно. Рифмач улыбнулся своей лучезарной улыбкой. Окинув для начала взглядом весь обширный зал, он остановился на первом ряду и… его улыбка поникла.
Её не было.
Он снова и снова осматривал и первый ряд, и последующие, его взгляд беспорядочно метался по залу, но её не было совсем. Первой его реакцией была растерянность. Потом страх. Никогда ещё он не испытывал такого страха. Он вдруг твёрдо понял, что его ждёт провал. Она же была для него как воздух, и теперь он стал задыхаться.
Он начал концерт, но мысли его были далеко. На апплодисменты он реагировал растерянным взглядом; пару раз даже сбивался с музыки, забывал слова, что для музыканта его уровня было уже непростительно. Периодически он ещё раз оглядывал зал, но ничего не менялось.
Он перебирал в уме различные версии, одна хуже другой. Начал с того, что, возможно, у неё были какие-то дела, например, экзамены. Может быть, на этот раз она просто не смогла приехать именно в этот город. Может быть, приболела. Но почему-то эти варианты не казались ему правдоподобными, ведь она всегда исправно появлялась на концертах, и всегда в одном и том же первом ряду. В каком бы городе, в какое бы время года он ни выступал.
«Может быть, у неё не было денег на билет?..»
И вдруг мысль, словно молния, ударила по сознанию. «Вот оно! Она приходила, пока я был просто менестрелем. А теперь, когда я променял вольное искусство на коммерцию, она отказалась от меня. Может быть, она относится к этому так же, как и я раньше? Тогда всё пропало. Я уже не смогу объяснить ей, что достаточно одного её слова – и я от этого откажусь. Она уже думает, что я продался».
Потом его мысли несколько изменили своё направление.
«Дурак я! Надо было давно подойти к ней. Найти, как угодно, догнать, за руки, что ли, схватить, позвать, потребовать личной встречи. Надо было расспрашивать и обзванивать всех друзей и знакомых, искать её, сделать всё возможное, но найти. Надо было посреди концерта, невзирая на публику, сказать ей то, что я чувствую. А ведь правда. Девушки же любят подобные штуки. Ну почему, почему я этого не сделал? Может быть, она разочарована. Может быть, она ждала от меня каких-то действий, чего-то большего. Может, она специально меня испытывала. А я испытание не прошёл. Я дурак, глупый и недогадливый.
А может быть, ей просто всё это надоело. Ей надоел я, и она нашла кого-нибудь попроще».
В конце-концов, Рифмач подумал то, о чём боялся думать ранее, пока у него не закончились все остальные версии.
«…Или с ней что-то случилось. Что-то плохое…»
Но эта мысль была так невыносима, что он старался отгонять её.
Но от одного он не мог избавиться при всём желании: «Я её больше не увижу. Какой же я дурак. Чего ждал? А теперь уже, может быть, поздно».
…Он даже не помнил, как и когда окончился концерт. Он просто не осознавал происходящее вокруг. Кое-как он доиграл до конца последнюю песню и, не глядя в зал, ушёл со сцены так быстро, ка только мог.
За кулисами его встретил озадаченный Алиард.
- Рифмач, что это с тобой? Ты словно сам не свой. Ты никогда ещё так плохо не играл.
(Алиард отличался завидной прямотой).
- Если бы я тебя не знал, я подумал бы, что ты перенервничал, как малолетний школяр на экзамене. Друг мой, ты хоть понимаешь, какое значение имеет для тебя успех здесь и сейчас?
Рифмач прошёл мимо него, словно сомнамбула. Алиард остановил его рукой за плечо.
- Эй, Рифмач, я с тобой говорю. Ты хоть понимаешь, сколько сил и времени я втюхал в это мероприятие?
- Прости, Алиард, - безжизненным голосом проговорил Рифмач, порываясь уйти. – Но я с этим завязываю. Я не хочу больше ни концертов, ни песен. Ни-че-го. И дай пройти.
- Да ты совсем с катушек слетел? Это же твоё будущее, твой золотой билет! Что ты творишь? Почему отказываешься? Ты специально завалил этот концерт? И вообще – что с тобой? Ты похож на привидение. Ты не болен?
Рифмач покачал головой.
- Мне жаль, что ты столько сил потратил впустую, и я ещё раз прошу у тебя прощения. Почему? Да потому – теперь всё это совсем неважно. И я не болен. Я просто хочу побыть наедине с самим собой.
Алиард выругался, глядя вслед удаляющемуся другу, и покрутил пальцем у виска.
***
Рифмач не осознавал, где он находится и что с ним происходит. Он просто шёл вперёд по какой-то улице. Была ночь, фонари светили тускло и безрадостно. Иногда мимо проходили люди, но он их не замечал. Очевидно, было уже довольно поздно.
Он зашёл в какой-то парк. На ветру тревожно шелестели кроны тёмных деревьев. Он шёл, всё вперёд и вперёд, и хорошо, что парк не кончался – можно было идти всё время прямо и не думать о том, куда идёшь. Казалось, он утратил способность думать. Ибо думать было слишком больно.
Он присел на холодный каменный парапет какого-то фонтана. Положил локти на колени и бессильно свесил руки. Опустил голову, так что волосы упали на лицо, и на какое-то время просто перестал существовать.
***
Он подумал, ему это чудится. Лёгкие торопливые шаги за спиной, прерывистое учащённое дыхание. Кто-то тронул его за плечо.
Рифмач медленно поднял голову и встретился глазами с той, о которой думал всё это время. Она поправила растрепавшиеся от торопливого бега пряди и виновато улыбнулась.
- Прости, - сказала она, и Рифмач невольно вздрогнул, впервые услышав её голос, - я так старалась успеть, но всё же опоздала. Концерт уже закончился. Но мне хотелось тебя увидеть, и… надеюсь, ты не против?
Он покачал головой, чувствуя, что его мозг просто не в силах адекватно воспринимать происходящее. Он и говорить-то не мог. Единственное, что ему удалось выдавить из себя чужим, хриплым голосом:
- Но как…
- Как я тебя нашла? – бодро переспросила Лаэрин. – Твой друг сказал, что ты ушёл в этом направлении. Судя по твоим песням, ты очень любишь деревья и звёзды, и я решила, что ты непременно будешь в этом парке.
Некоторое время она молчала, неловко улыбаясь. Посмотрела на часы:
- Если хочешь, мы можем здесь ещё погулять, или посидеть. Всё равно мы вряд ли успеем на какой-либо транспорт. Уже почти двенадцать. Вот и день закончился. Ты… чем-то расстроен?
Уже почти двенадцать.
Если она подойдёт ко мне сегодня, значит, это моя судьба. Нет, не так. Значит, это - моя Судьба…
- Нет, - ответил Рифмач, мысленно приводя себя в норму и улыбаясь – Уже нет. И ты не опоздала. Ты – успела.
Он протянул ей руку и почувствовал тёплое и такое долгожданное прикосновение.
Он обвёл зал скучающим взглядом.
Конечно, со стороны казалось, что он полностью увлечён песней, но он уже давно научился наравне с этой видимостью успевать зрительно охватывать зал, выделять какие-то отдельные детали и даже успевать их обдумывать в ходе выступления. Некоторые лица были знакомы, иные новы – за этими он следил с особым вниманием, пытаясь определить, какие эмоции вызывают его песни. Зачастую ему даже удавалось почти безошибочно определять, кто из зрителей точно подойдёт к нему после концерта – выразить благодарность, попросить автограф и так далее. Порой он развлекал себя тем, что наблюдал за лицами конкурентов или своих недругов. Читать их было так же просто, как и лица преданных поклонников.
Это всё, впрочем, вовсе не означало, что выступления превратились для него в рутинную повинность, где ему приходилось измышлять себе развлечения, дабы не соскучиться. Сколько бы лет ни прошло, одно оставалось неизменным – восторг, ощущаемый перед выходом на сцену (или просто на публику, будь то обычный квартирник или какая-нибудь посиделка у костра).
Он всё реже писал новые песни – на данный момент старых хватало на то, чтобы продержать публику в восхищении час-полтора, а то и больше. Часто, когда ему надоедало выбирать песни, он предоставлял эту возможность слушателям, и недостатка в заказах не было.
Друзья говорили, что он уже мог бы зарабатывать, но он лишь небрежно отмахивался. Он боялся того момента, когда музыка – его призвание и смысл его жизни, его единственная радость на данный момент – превратится всего лишь в работу. А пока он - менестрель, чародей, дарящий людям прекрасные чувства, их проводник в иные, лучшие, миры дивных образов и необычных впечатлений. Это приносило радость, это тешило самолюбие, это возносило его над другими, это – пока ещё – пусть и на короткие мгновения, делало его относительно счастливым.
Он давным-давно поменял своё имя на творческий псевдоним, потому что не он представал перед слушателями, но образ, продуманный и отточенный. Этот образ и его талант – вот что было интересно публике, но не он сам, каким он когда-то был и каким остался глубоко в душе, невидимый для окружающих. Он думал о том, чтобы назваться Маглором-песнопевцем, но решил, что их и так развелось ныне слишком много. А он не хотел быть одним из многих. Он взял себе имя не менее известное и не менее претенциозное, но менее популярное – Томас-Рифмач.
…В последние годы он редко смотрел в первые ряды. Он успел насмотреться на них в начале своего творческого пути. Поэтому сам не знал, что заставило его взглянуть туда на этот раз.
Одно лицо заинтересовало его.Одно лицо заинтересовало его. Девушка показалась Рифмачу знакомой. Очевидно, он видел её на каком-то из предыдущих конвентов. Обычное лицо, чуть сужающееся к подбородку, внимательный взгляд из-под длинных и необычайно тёмных для светловолосой девушки ресниц. «Крашеная», - решил Рифмач.
«Но что-то в ней определённо есть».
Девушка слушала его очень внимательно, не отвлекаясь ни на какие другие звуки. Ни с кем не переговаривалась – ни в ходе выступления, ни даже в перерывах между песнями. Она смотрела только на него, как будто бы в мире больше ничего и не существовало. Она слушала серьёзно, вдумчиво, то и дело повторяла одними губами слова его песен. Он специально возвращался к ней взглядом на каждой песне – она знала их все. Время от времени её губы трогала лёгкая, очаровательная улыбка.
«Эта подойдёт после концерта, - твёрдо решил Рифмач. – Похоже, из ярых, но тихих фанатов».
Он ошибся. Она не подошла. Подходили очень многие, но именно её не было. Более того, после выступления он её даже не видел – ни на одном мероприятии. Он равнодушно пожал плечами и забыл о ней в тот же вечер.
***
Последняя игровая ночь. Самая активная часть праздника – с танцами и громким смехом – позади. Теперь все тесно расселись у костра и слушают менестреля в чёрно-серебристом одеянии и с тонким венцом в волосах. Рифмач уже порядком пьян, но это не мешает его пальцам ловко и точно перебирать струны, а голосу литься ясной и чарующей песней. Напряжённо-завороженное молчание нарушает разве что треск сухих ветвей в пламени костра да лёгкий шелест листвы за спинами слушателей.
Он окинул круг привычным взором и точно напротив увидел её, «девушку из первого ряда». Он узнал её не сразу, потому что та была облачена в изумительной красоты тёмно-зелёное платье с каким-то затейливым блестящим узором. Она слушала так же внимательно, а её ресницы отбрасывали на щёки такие же длинные тёмные тени. В неясных бликах костра она на какое-то мгновение показалась ему существом из другого мира. К сожалению, он всё-таки был уже слишком пьян, чтобы как-то внятно осмыслить свои ощущения.
Он закончил песню и посмотрел на неё. Ответом ему был всё тот же внимательный взгляд.
Сбоку раздался чей-то знакомый голос:
- Лорд Маглор, спой ещё что-нибудь.
У Рифмача уже всё плыло перед глазами в привычном тумане, но он снова заиграл, и полилась новая песня. Что было потом – он помнил смутно. Вроде бы, кто-то стал подпевать, а потом подпевать стали все вместе. Кто-то подстроился под него с флейтой. Рифмач играл и пел, бессознательно, будто бы на автомате, и окончание ночи его память уже не зафиксировала.
Как ни странно, но первое, что он вспомнил, когда проснулся наутро – это блестящий узор на зелёном платье.
«Чёрт, она же буквально пожирала меня взглядом! Почему же так и не подошла? Стесняется, что ли?»
Он сам удивлялся, почему это вызвало в нём такой живой интерес. Он непременно решил отыскать упомянутую деву и узнать, почему, раз ей так нравятся его песни (или он сам?), она не в состоянии просто подойти и сказать об этом, ведь большинство так и делают.
Он дёрнул за рукав пробегавшего мимо сокомандника, которого все называли Сэмом (почему – оставалось загадкой; он не был похож на толкиеновского Сэма ни внешне, ни характером).
- Вчера ночью вместе с нами у костра сидела незнакомая мне дева, в тёмно-зелёном платье. Знаешь, кто такая?
Сэм задумался, потом покачал головой.
- Что-то не припомню… Мало ли их тут, в зелёных-то платьях? Какая-нибудь приблудившаяся Синдэ.
- Сэмми, ну припомни, или узнай сходи – может, она из Дориата? – настаивал Рифмач. – Светловолосая, длинные ресницы, узор на платье – то ли золотой, то ли серебряный.
- Да ты сбрендил, что ли, Рифмач? У нас таких пол-Дориата и пол-Оссирианда, небось. Раз так приспичило – сам иди и ищи; мне в мастерятню надо срочно. На что она тебе хоть сдалась, дева та, с узором?
- Да так… Ничего, - буркнул Рифмач. – Иди.
Он внимательно присматривался к тем, кто приходил после игры в их локацию. Сам ходил в другие. Но её нигде не видел. Самым разумным было предположить, что она уехала с игры раньше. Самым фантастичным – что она ему просто привиделась. Эту мысль Рифмач постарался отбросить – вроде, пока галлюцинациями не страдал.
***
Он увидел её вновь, на очередном менестрельнике. Она опять сидела в первом ряду и неотрывно смотрела на него. Рифмач поначалу растерялся. Потом подавил в себе желание тут же, во время выступления, при всех попросить её подождать его после мероприятия или самой подойти. Он сдержался и решил: «Если сама не подойдёт на этот раз, пусть идёт лесом. В конце-концов, с чего это я решил, что сия дева представляет для меня какую-то важность? Многие приходят на каждый мой концерт или квартирник. В том числе, и прекрасные девы».
Она не подошла. Как обычно, сразу по окончании менестрельника бесследно исчезла.
Как это ни удивительно, но он ощущал странную необоснованную обиду. Как будто были обмануты его самые искренние ожидания. Он уже почти внушил себе, что она этим своим внимательным взглядом чуть ли не самолично обещала ему, что подойдёт, заговорит, скажет, кто она и как любит его песни, и что хочет общаться и, может быть, даже, более того.
Он был зол на неё и на себя – за то, что его это так беспокоит. Впрочем, ему с кое-какими усилиями удалось забыть об этом досадном обстоятельстве. Недостатка в общении и весёлых гулянках-посиделках у него не было.
***
Рифмач не вспоминал о пресловутой поклоннице до следующего конвента, где должен был выступать. За несколько дней до этого вопрос о том, придёт она на этот раз или нет, измучил его до невозможности. Он был неимоверно раздражителен, без причины огрызался на безобидные реплики. Но друзья решили, что он просто волнуется. Все знали, что прекрасный менестрель – сложная и противоречивая творческая натура и не славится лёгким характером.
…Он посмотрел в первый ряд сразу же, как только вышел на сцену. Ему упорно казалось, что её обычная лёгкая улыбка отдаёт насмешкой. Он пел чересчур громко и яростно, не в силах сдержать себя. Но слушатели любили его и таким. А верная поклонница в первом ряду только улыбалась, и под её доброжелательным взглядом его раздражение постепенно сошло на нет.
В одном из перерывов между песнями он весело попросил зрителей подождать его минутку и чуть ли не бегом бросился за кулисы. Схватив за плечо своего друга Алиарда, он подвёл его максимально близко к краю занавеса и быстро проговорил:
- Видишь светловолосую девушку, в первом ряду, ближе к правому краю? Ну вон та, которая браслет перебирает?
- Вижу. Кто такая, не знаю, - невозмутимо ответил Алиард, прищурившись.
- Поймай её после концерта, будь добр. Я хочу с ней пообщаться.
Алиард задумчиво почесал в затылке.
- Зачем ловить? Сама подойдёт.
- Эта не подойдёт, - покачал головой Рифмач. – Поверь мне, я знаю. Она никогда не подходит.
Алиард вдруг хитро и понимающе усмехнулся.
- Я смотрю, эта дева тебя заинтриговала.
- Ещё как, - коротко ответил Рифмач и вышел на сцену.
…Он знал, что с последним аккордом она встанет, выйдет из зала и снова исчезнет (если Алиард потерпит неудачу), поэтому в последнюю очередь пел свою самую длинную и медленную балладу, желая оттянуть это мгновение.
После концерта он отыскал в коридоре Алиарда, но тот только виновато развёл руками.
- Она как сквозь землю провалилась, твоя таинственная незнакомка, Рифмач. Прости, я старался не упускать её из виду, но всё напрасно.
Рифмач вздохнул и безнадёжно махнул рукой.
В тот же момент к ним подошла Элиса, одна из организаторов концерта. Она положила руку на плечо менестреля и загадочно усмехнулась.
- Рифмач, с каких это пор ты сам гоняешься за девами? Обычно всё наоборот.
- Эта дева особенная, - раздражённо пробурчал раздосадованный менестрель. – Она бегает быстрее других. Ты, кстати, её видела?
- Светленькую в первом ряду? – с улыбкой переспросила Элиса.
- Ты её знаешь? – изумился Рифмач, хватаясь за её слова, как за спасительную соломинку.
- В общем, нет. Но мы пару раз общались. Довольно интересная девочка. Начитанная. Сказала, что очень любит твои песни, - Элиса лукаво подмигнула Рифмачу.
«Другим сказала, а мне, мне? Почему мне-то не может сказать? Может, действительно стесняется?»
Но тут он вспомнил её насмешливую и определённо уверенную улыбку, с которой она на него смотрела из этого своего первого ряда. На стеснение это нисколько похоже не было. «Видно, она надо мной просто издевается».
- Элис, давно она ходит на мои выступления?
Элиса задумчиво помолчала.
- Мм, год… или два. Может, дольше. По крайней мере, в прошлом году я её точно видела. Мы как раз тогда и поговорили.
- Что она говорила обо мне, кроме того, что песни нравятся? – осторожно спросил Рифмач.
- О тебе? – усмехнулась Элиса. – Ничего, только это. Мы вообще, родной, о тебе почти не говорили. Ты что, думаешь, что ты у дев - единственная тема для разговора?
Элиса звонко расхохоталась и пошла по своим делам.
***
Рифмач полночи ворочался, но заснуть так и не смог. Тогда он решил, что, раз ночь всё равно потеряна, то лучше будет пойти на кухню пить кофе. Он не курил уже довольно давно, но хранил сигареты дома на всякий случай. И случай этот пришёл, потому что его внутреннее состояние пребывало в совершеннейшем раздрае. Где-то с час он бесцельно мерил шагами кухню, потом сел и написал песню. Прочитав написанное, он недовольно поморщился: «Невнятная абстракция. Вряд ли поймут». Но выбрасывать не стал. Оставшуюся ночь он провёл с гитарой в руках.
Когда на следующий день он спел её в присутствии Алиарда, тот удивлённо присвистнул:
- Сильно. Что это с тобой, Рифмач, произошло? Ты не сочинял уже, по крайней мере, год. Или больше?
Рифмач только мрачно отвёл взгляд.
***
Ситуация складывалась странная.
Светловолосая девушка продолжала приходить на его выступления. С последующими бесследными исчезновениями. Никто не мог сказать ему, ни кто она, ни откуда, ни как её найти. Вроде бы многие видели, и некоторые даже общались. Кто-то случайно вспомнил, что её, кажется, зовут Лаэрин. Или Лаирэн.
Она улыбалась ему из первого ряда, глядя снизу вверх и прикрывая глаза длинными, необычайно тёмными ресницами.
Иногда он видел её в кругу сидящих у костра во время игр. Иногда он предпринимал попытки пересечься с ней, иногда просто обречённо выжидал. Порой его разбирала злость. Бывало, он вновь и вновь начинал о ней расспрашивать.
Он устраивал квартирники, объявляя о них везде, где только было можно. Алиард, который обычно всё это организовывал, всегда беспокоился, что все не поместятся, даже несмотря на внушительные размеры менестрельского жилища. Народу действительно являлась уйма. Но девушки по имени Лаэрин не было.
Она исправно приходила на все концерты, но на квартирники не явилась ни разу. Рифмач решил, что она намеренно избегает личной встречи. Это его и раздражало, и интриговало, и злило.
Он перестал спать по ночам. Писал всё новые и новые песни.
Бывало, на концертах он говорил, глядя ей в глаза, что-то вроде: «…На эту песню меня вдохновила одна из моих поклонниц». Она только улыбалась, всё понимая, и благодарно кивала.
***
Он не мог сказать, сколько прошло времени. Случилось так, что он к ней привык. Каждый раз, выходя на сцену, он первым делом смотрел в первый ряд. Её улыбка и внимательный взгляд будто бы поддерживали в нём какой-то ему самому неведомый огонь. Он приходил после концерта домой (гулянки интересовали его теперь чуть меньше), исполненный неведомого ранее вдохновения и сочинял – песни, стихи, музыку. Бесцельно бродил по улицам. Он стал слушать других, и меньше говорил сам.
Когда ему было плохо, он просто вспоминал её улыбку. И случилось так, что постепенно плохо ему становилось всё реже. Каждый раз, видя её на каком-либо очередном мероприятии, он чувствовал себя будто бы обновлённым. Друзья поговаривали, что он изменился. Ему было всё равно. Он обрёл тайный смысл, которого раньше не было.
Отныне он пел и играл для неё. Ради неё он ходил на все эти концерты. Лишь её взгляд ловил в зале, лишь её глаза и тени от длинных ресниц были предметом его мечтаний ночами – а потом, и ночами, и днями. Он думал о ней так часто, что перестал это замечать. Она стала для него как воздух. Он выходил на сцену, смотрел на неё и знал, что концерт пройдёт хорошо, что сегодня ему улыбнётся удача.
Она стала его талисманом, музой, путеводной звездой.
Он больше не пытался поймать её в коридорах, в залах, на играх, не делал попыток заговорить или хотя бы познакомиться. Ему хватало одной мысли о том, что она где-то есть, и на следующем концерте он её увидит. И она всегда приходила.
Они кивали друг другу и улыбались, как старые знакомые. Он знал, что пока она есть, всё будет хорошо.
***
…Рифмач не мог с точностью определить, радует ли его это событие или же наоборот. По правде говоря, это Алиард его уговорил. Друг менестреля был гораздо более практичным и решил устроить финансовую жизнь друга исключительно из лучших побуждений. К тому же, по прошествии времени, Рифмач утратил свою чрезмерную принципиальность, и идея зарабатывать своим искусством уже не казалась ему неприемлемой.
Это был фактически первый большой официальный платный концерт Рифмача. Он был безумно благодарен Алиарду за то, что тот взял на себя организационную сторону дела. Хорошее, достаточно большое и довольно недорогое помещение, качественная аппаратура, надёжная команда – как Алиарду удалось организовать всё столь блестящим образом, оставалось лишь догадываться. Ясно было одно: этот концерт – реальный шанс выйти в большой свет, и выйти на достойном уровне. Сюда пришли не только его друзья и знакомые по играм, творчеству и прочий проверенный народ, но и люди со стороны, не имеющие отношения к его миру и к его окружению. Как оказалось, он уже был достаточно известен далеко за пределами своего круга.
Рифмач не волновался. Он верил в свою удачу. Которая имела вполне физическое воплощение.
…Он стоял за кулисами и перебирал в уме песни, которые собрался исполнить.
И вдруг какое-то странное, неведомое чувство отвлекло его от сосредоточенных размышлений. «Сегодня она подойдёт ко мне», - вдруг пронеслось в голове.
Рифмач сам был поражён уверенности, с которой он об этом подумал. С чего он взял, что спустя столько времени что-либо изменится?
И тут же, словно отвечая сам себе без своего на то согласия, он подумал: «Если она подойдёт ко мне сегодня, значит, это моя судьба. Нет, не так. Значит, это - моя Судьба. И значит, я буду с ней, потому что не мыслю своего существования без неё. Если же нет – я навсегда о ней забуду. Потому что это стало слишком невыносимым, вся эта неопределённость».
Он словно заключил сделку сам с собой. И условия он теперь обязан был выполнить.
***
Зал приветствовал его бурно и радостно. Рифмач улыбнулся своей лучезарной улыбкой. Окинув для начала взглядом весь обширный зал, он остановился на первом ряду и… его улыбка поникла.
Её не было.
Он снова и снова осматривал и первый ряд, и последующие, его взгляд беспорядочно метался по залу, но её не было совсем. Первой его реакцией была растерянность. Потом страх. Никогда ещё он не испытывал такого страха. Он вдруг твёрдо понял, что его ждёт провал. Она же была для него как воздух, и теперь он стал задыхаться.
Он начал концерт, но мысли его были далеко. На апплодисменты он реагировал растерянным взглядом; пару раз даже сбивался с музыки, забывал слова, что для музыканта его уровня было уже непростительно. Периодически он ещё раз оглядывал зал, но ничего не менялось.
Он перебирал в уме различные версии, одна хуже другой. Начал с того, что, возможно, у неё были какие-то дела, например, экзамены. Может быть, на этот раз она просто не смогла приехать именно в этот город. Может быть, приболела. Но почему-то эти варианты не казались ему правдоподобными, ведь она всегда исправно появлялась на концертах, и всегда в одном и том же первом ряду. В каком бы городе, в какое бы время года он ни выступал.
«Может быть, у неё не было денег на билет?..»
И вдруг мысль, словно молния, ударила по сознанию. «Вот оно! Она приходила, пока я был просто менестрелем. А теперь, когда я променял вольное искусство на коммерцию, она отказалась от меня. Может быть, она относится к этому так же, как и я раньше? Тогда всё пропало. Я уже не смогу объяснить ей, что достаточно одного её слова – и я от этого откажусь. Она уже думает, что я продался».
Потом его мысли несколько изменили своё направление.
«Дурак я! Надо было давно подойти к ней. Найти, как угодно, догнать, за руки, что ли, схватить, позвать, потребовать личной встречи. Надо было расспрашивать и обзванивать всех друзей и знакомых, искать её, сделать всё возможное, но найти. Надо было посреди концерта, невзирая на публику, сказать ей то, что я чувствую. А ведь правда. Девушки же любят подобные штуки. Ну почему, почему я этого не сделал? Может быть, она разочарована. Может быть, она ждала от меня каких-то действий, чего-то большего. Может, она специально меня испытывала. А я испытание не прошёл. Я дурак, глупый и недогадливый.
А может быть, ей просто всё это надоело. Ей надоел я, и она нашла кого-нибудь попроще».
В конце-концов, Рифмач подумал то, о чём боялся думать ранее, пока у него не закончились все остальные версии.
«…Или с ней что-то случилось. Что-то плохое…»
Но эта мысль была так невыносима, что он старался отгонять её.
Но от одного он не мог избавиться при всём желании: «Я её больше не увижу. Какой же я дурак. Чего ждал? А теперь уже, может быть, поздно».
…Он даже не помнил, как и когда окончился концерт. Он просто не осознавал происходящее вокруг. Кое-как он доиграл до конца последнюю песню и, не глядя в зал, ушёл со сцены так быстро, ка только мог.
За кулисами его встретил озадаченный Алиард.
- Рифмач, что это с тобой? Ты словно сам не свой. Ты никогда ещё так плохо не играл.
(Алиард отличался завидной прямотой).
- Если бы я тебя не знал, я подумал бы, что ты перенервничал, как малолетний школяр на экзамене. Друг мой, ты хоть понимаешь, какое значение имеет для тебя успех здесь и сейчас?
Рифмач прошёл мимо него, словно сомнамбула. Алиард остановил его рукой за плечо.
- Эй, Рифмач, я с тобой говорю. Ты хоть понимаешь, сколько сил и времени я втюхал в это мероприятие?
- Прости, Алиард, - безжизненным голосом проговорил Рифмач, порываясь уйти. – Но я с этим завязываю. Я не хочу больше ни концертов, ни песен. Ни-че-го. И дай пройти.
- Да ты совсем с катушек слетел? Это же твоё будущее, твой золотой билет! Что ты творишь? Почему отказываешься? Ты специально завалил этот концерт? И вообще – что с тобой? Ты похож на привидение. Ты не болен?
Рифмач покачал головой.
- Мне жаль, что ты столько сил потратил впустую, и я ещё раз прошу у тебя прощения. Почему? Да потому – теперь всё это совсем неважно. И я не болен. Я просто хочу побыть наедине с самим собой.
Алиард выругался, глядя вслед удаляющемуся другу, и покрутил пальцем у виска.
***
Рифмач не осознавал, где он находится и что с ним происходит. Он просто шёл вперёд по какой-то улице. Была ночь, фонари светили тускло и безрадостно. Иногда мимо проходили люди, но он их не замечал. Очевидно, было уже довольно поздно.
Он зашёл в какой-то парк. На ветру тревожно шелестели кроны тёмных деревьев. Он шёл, всё вперёд и вперёд, и хорошо, что парк не кончался – можно было идти всё время прямо и не думать о том, куда идёшь. Казалось, он утратил способность думать. Ибо думать было слишком больно.
Он присел на холодный каменный парапет какого-то фонтана. Положил локти на колени и бессильно свесил руки. Опустил голову, так что волосы упали на лицо, и на какое-то время просто перестал существовать.
***
Он подумал, ему это чудится. Лёгкие торопливые шаги за спиной, прерывистое учащённое дыхание. Кто-то тронул его за плечо.
Рифмач медленно поднял голову и встретился глазами с той, о которой думал всё это время. Она поправила растрепавшиеся от торопливого бега пряди и виновато улыбнулась.
- Прости, - сказала она, и Рифмач невольно вздрогнул, впервые услышав её голос, - я так старалась успеть, но всё же опоздала. Концерт уже закончился. Но мне хотелось тебя увидеть, и… надеюсь, ты не против?
Он покачал головой, чувствуя, что его мозг просто не в силах адекватно воспринимать происходящее. Он и говорить-то не мог. Единственное, что ему удалось выдавить из себя чужим, хриплым голосом:
- Но как…
- Как я тебя нашла? – бодро переспросила Лаэрин. – Твой друг сказал, что ты ушёл в этом направлении. Судя по твоим песням, ты очень любишь деревья и звёзды, и я решила, что ты непременно будешь в этом парке.
Некоторое время она молчала, неловко улыбаясь. Посмотрела на часы:
- Если хочешь, мы можем здесь ещё погулять, или посидеть. Всё равно мы вряд ли успеем на какой-либо транспорт. Уже почти двенадцать. Вот и день закончился. Ты… чем-то расстроен?
Уже почти двенадцать.
Если она подойдёт ко мне сегодня, значит, это моя судьба. Нет, не так. Значит, это - моя Судьба…
- Нет, - ответил Рифмач, мысленно приводя себя в норму и улыбаясь – Уже нет. И ты не опоздала. Ты – успела.
Он протянул ей руку и почувствовал тёплое и такое долгожданное прикосновение.
@темы: оридж, спетое Dangerous Mind, карта-на-сердце, музыка-душа мира, романтик, хоть и безнадёжный, рассказ
-
-
14.11.2010 в 19:12-
-
14.11.2010 в 21:29