Соната Рационального Хаоса. Думаю о галактиках.
Обещанное и кое-кому, и себе, и накрышнику, - уже давно - на тему семейства Манрик, а если быть точным, то, скорее, семейства Эммануилсберг))
И то, к сожалению, за один раз не осилил... Так что буду дописывать по мере сил и возможности.
Определённого сюжета тут особо нет; это так, скорее, зарисовка, на прочувствовать и посмотреть героев.
Тему можно окрестить примерно так:
Леонард на несколько дней приезжает в гости к семье старшего брата (Исключительно джен)Леонард на несколько дней приезжает в гости к семье старшего брата.
* * *
Аллея уходила вдаль ровными до невозможности рядами деревьев. Это было совершенно особое место, в точности в духе братца – через какое-то время создавалось впечатление, что ты едешь по ней целую вечность, и вечность же будешь ехать и впредь.
Всадника, ехавшего по чудесной аллее не более чем минут десять от силы, передёрнуло от подобных мыслей, и он сбился со счёту. В третий раз. Или в четвёртый.
Леонард считал деревья, чтобы не уснуть от тоски и не свалиться с лошади, но досчитать до конца не удавалось никогда. Деревья, как и газон под ними, были идеальными и ухоженными, что неудивительно – садовников тут насчитывалось до двух десятков, и с Фридриха бы сталось спрашивать с каждого из них лично и по всей строгости. Проблема состояла лишь в том, чтобы отличить одно дерево от другого. Вот почему Леонарду не удавалось их посчитать. Стоило на мгновение отвлечься – и ты уже сбился со счёту. Впрочем, он не огорчался. Ведь посчитай он правильно, в конце вполне могло оказаться, что деревьев в аллее какое-нибудь до жути ровное и круглое количество. Нет, такого предсказуемого окончания дороги Леонард вовсе не желал. Слава Создателю, Мари настояла на том, чтобы вокруг дома сад всё ж таки был нормальным, не лишённым естественной ассиметрии, от которой не рябило в глазах.
При воспоминании о невестке тоска отступила, заставив чуть улыбнуться от радости предстоящей встречи. Леонард пришпорил коня, плюнув на бесполезный счёт, и подставил разгорячённое с дороги лицо неожиданно поднявшемуся ветру.
Столица была позади; впереди его ожидали несколько замечательных спокойных дней, а ещё ветер… ветер! Сам того не осознав, Леонард стал напевать какую-то простую залихватскую песенку, услышанную от солдат, сначала едва слышно, потом всё громче и громче. Взлохмаченные от долгого пути волосы неслись следом вихрем – необычайно рыжим на голубом фоне неба. Скорость у Манриков в крови, как и ветер, что бы кто ни говорил!
* * *
Дом словно дремал в послеполуденной тиши.
Леонард не выдержал и громко присвистнул, чем всполошил привратника и нескольких слуг во дворе. Средний сын тессория хитро улыбнулся – выходка была достойна разве что Константина, а не чинного талигского полковника, но в отсутствие Фридриха Леонард удержаться просто не смог.
Он помедлил всего несколько минут, но этого хватило, чтобы на крыльце показалась хозяйка. Не дожидаясь, пока удивлённое выражение её лица сменится обрадованно-озорным, Леонард взбежал по ступеням крыльца вверх и нетерпеливо схватил её за руки. Женщина звонко рассмеялась и решительным, чуть резковатым жестом прижала к себе долгожданного гостя. Потом так же решительно отстранилась и критичным взором окинула встрёпанного родича.
- Ну ты посмотри на себя! На кого ты похож! Небось, нёсся как угорелый?
- Кто бы говорил! – подначил Леонард, многозначительно кивая на небрежную причёску Марии.
- Ладно-ладно, - рассмеялась женщина и бесцеремонно хлопнула его по плечу. – Тем не менее, господин Манрик, мы ждали вас вчера.
Родич виновато пожал плечами.
- Мне пришлось задержаться. И, видит Создатель, я сетовал на эту задержку как только мог.
Мария выглянула во двор из-за плеча Леонарда и нахмурилась. Заметив это, молодой человек тоже помрачнел. Вопрос он предвидел. А Мария предвидела, что он предвидел, и, зная, что потом будет клясть себя, всё же не удержалась.
- А Фридрих?..
Леонард опустил взгляд, внезапно почувствовав себя виноватым.
- Он… немного занят во дворце… Ну, ты знаешь.
- Знаю, - негромко и сухо ответила Мария. – Сама не понимаю, зачем спросила.
- Но я привёз письмо…
- Эта ваша манриковская страсть к писанине, - неожиданно резко выдала женщина, - меня просто умиляет!
Леонард промолчал.
- Прости, - Мария мягко положила руку на его плечо. – Нашло на меня… как обычно.
- Я тебя понимаю, - тихо ответил Леонард. – Я пытался поговорить с ним, сказать, что он должен хотя бы на несколько…
- Он должен Талигу и Их Величествам. Потом уже мне. В конце концов, так и должно быть, верно? – невозмутимо ответила Мария и развернулась к двери. – Впрочем, всё это неважно. Ты устал с дороги, а я тут развела… Идём. У нас скоро обед.
* * *
Мария заметила, как деверь оглядывается по сторонам, и лукаво усмехнулась.
- Девочки на прогулке у озера. Скоро вернутся.
- А, - улыбнулся Леонард, слегка смутившись.
– Уверена, что они тоже безумно по тебе соскучились. Особенно одна…
Оба понимали, что «безумно соскучились» означало, что соскучилась именно одна, и именно младшая. Скучала ли когда-нибудь хоть по кому-нибудь старшая виконтесса Эммануилсберг, вряд ли кому-то было ведомо.
- Гостю вина принесите! – распорядилась Мария, небрежно бросая письма на стол.
Пока слуги расставляли обед и бокалы, хозяйка невозмутимо просмотрела несколько конвертов.
- Мм, ты видел Ангелику и Анну? – Мария отложила письма сестёр отдельно.
- Мельком, во дворце.
Письмо мужа Мария немного подержала в руке. Потом пожала плечами и вернула в общую стопку. Леонард тактично отвернулся, разглядывая вид из окна. Мария, взглянув на него, хмыкнула, поднялась, достала из шкафчика отдельную бутыль.
- Мари, - нахмурился деверь, - с каких пор ты пьёшь касеру?
- Доложишь братцу? – не удержалась невестка.
Леонард отрицательно покачал головой, задержав взгляд на родственнице. Какой же усталой она выглядела! Поникшие плечи, небрежная причёска, горько опущенные уголки губ. Конечно, Мария Гогенлоэ-ур-Адлерберг и в девичестве не была красавицей, но когда-то она гордо держала спину и улыбалась так жизнерадостно… В отличие от своих старших сестёр.
Леонард перегнулся через стол и накрыл рукой ладонь невестки, ободряюще улыбнувшись. Ответная улыбка была весьма вялой, но всё же она была.
- Ты не будешь читать письмо, - не вопрос, констатация.
Мария резко поднялась и отошла к окну, скрестив руки на груди.
- Зачем читать то, что и так известно? – пожала плечами.
- Фридрих хотел бы тебя видеть, правда. Но он не может сейчас вырваться…
- Сейчас? – Мария резко обернулась. – Только ли сейчас?
Леонард вздохнул.
- …Поэтому он хотел просить тебя вернуться в Олларию.
- Нет, - коротко и ясно.
И опять он предугадал ответ.
- Я нахлебалась этого по самое не могу, Леонард. Я ведь с четырнадцати лет при дворе. И мне неясно… почему ты тоже начинаешь эти разговоры, - она прищурилась, будто бы силясь рассмотреть что-то ранее не замеченное. – Ведь ты всегда понимал меня, как никто.
Ему захотелось подойти к ней и обнять за плечи, как то часто бывало, но отчего-то он сдержался. Только развёл руками и проговорил:
- Прости, Мари. Давай больше не будем сегодня об этом. Если тебе хорошо здесь, то я, поверь, буду последним человеком, который захочет тебя этого лишить.
- Спасибо, - благодарно улыбнулась женщина, предпочтя не заметить слово «сегодня».
- Кстати, Костан уже довольно сносно держится в седле, - непринуждённо сказала Мария, усаживаясь обратно за стол, и Леонард понял, что она желает сменить тему. – Ты увидишь. Думаю, он обязательно захочет перед тобой похвастать. А ты не забудь оценить. Насколько мне известно, в этом он весь в тебя. Во сколько ты впервые сел в седло?
- Не помню, - усмехнулся Леонард. – Но точно позже него.
- Врёшь ведь, - ответила хитрой усмешкой Мария. – Я знаю, что…
- Здравствуйте, Леонард, – ровный, чистый, мелодичный и невозмутимый голос.
На пороге стояла виконтесса Эммануилсберг во всей красе.
- Иоланта, - улыбнулся Леонард.
- Очень рада вас видеть. Надеюсь, вы хорошо доехали? – церемонно вопросила дражайшая племянница.
Мария тут же нахмурилась.
- Иоланта! Ты можешь говорить нормально?
- О чём вы, маменька? – девушка нарочито удивлённо подняла тонкие изящные бровки.
- Мари, оставь, - шепнул Леонард.
- Я тоже рад видеть тебя... вас, виконтесса, - произнёс он чуть прохладней, чем обычно.
Мария скрипнула зубами, махнула рукой и отвернулась.
Иоланта едва заметно приподняла кончики губ и проследовала к столу, чуть покачивая бёдрами, казалось, совсем чуть, но это было видно даже в пышном платье. И где эта юная закатная кошка в своём возрасте научилась так «плавать»? К тому, что выражение её прелестного личика практически не отличалось от выражения лица её отца во время придворных церемоний, Леонард уже давно успел привыкнуть. Но в этот раз в облике девицы появилось нечто новое.
Иоланта с самого детства считалась красавицей, хотя не была ею в классическом понимании этого слова. Своё дело сделало необычное сочетание густых тёмно-рыжих волос и очень светлых серых глаз. А если прибавить в этому бледную кожу – чуть бледнее, чем надо, - то можно было понять, отчего юная виконтесса вызывала невольное восхищение у всех, кто её хоть раз видел. Глаза цвета светлой стали никогда не сияли теплотой или нежностью, и, тем не менее, всё равно притягивали взоры. Иоланта была прекрасно осведомлена о своей исключительности и довольно рано поняла, какую из этого можно извлекать пользу. Чем вызывала восхищение деда и молчаливое одобрение отца. И огорчала мать.
Мари в юности была гораздо более непосредственной и не любила всех этих, как она выражалась, «вывертов».
Иоланта изящно присела на край стула и неодобрительно взглянула на бутыль касеры на столе возле матери. Но ничего не сказала, и на том спасибо. Фридрих бы, наверное, тоже ничего не сказал, но есть люди, которые взглядом убивают похлеще, чем словами. Похоже, этот талант старшая дочь в полной мере унаследовала от отца.
- Леонард, у вас есть для меня хорошие новости? – вежливо осведомилась виконтесса.
Тому, что девица начала с дел, а не, скажем, поинтересовалась причинами отсутствия отца или здоровьем деда, Леонард тоже вовсе не удивился.
- Есть. Ваш отец добыл вам патент фрейлины, и вы поедете в столицу вместе со мной.
- Благодарю вас, - Иоланта склонила голову.
«А сама-то вся просияла».
- Иоланта, дорогая, - устало начала Мария. – Мы же с тобой уже говорили об этом. Не рано ли тебе отправляться ко двору?
- Маменька, - девушка недовольно нахмурила хорошенькое личико, а глаза смотрели холодней обычного, - я вам тоже уже говорила. Это моё желание, и я не понимаю, чем это мне навредит. Вы сами были почти в том же возрасте, когда были представлены. Почему же вы хотите отговорить меня? Разве вы не желаете мне добра?
Мария резко поднялась. Леонард напрягся.
- Это произошло не по моей воле. А ты… просто не представляешь, чего хочешь. Ты ещё слишком юна, чтобы понять, что это за место. Это не просто красивые платья и красивые кавалеры!
Иоланта вдруг улыбнулась – удивительно красиво для её холодных глаз и бледного лица. Леонарду мгновенно стало не по себе от этой улыбки.
- Маменька, я прекрасно знаю, что такое двор. И вы напрасно обо мне так волнуетесь. Я сумею о себе позаботиться. К тому же, я буду рядом с отцом и дедом. А они, кстати, поддерживают моё решение.
«Ясно, откуда ветер дует, - подумал Леонард, борясь с желанием сжать кулаки. – Тессорию нужна личная шпионка при королеве».
- Простите, но я не собираюсь вечно прозябать здесь, ожидая, пока меня выдадут замуж. Я хочу участвовать в жизни нашей семьи. Отцу нужна помощь – та, от которой в своё время отказались вы, и я уверена, что мне это по силам.
Мария вспыхнула и молча отвернулась.
Леонард почувствовал себя лишним и принялся старательно разглядывать свои сапоги.
Иоланта упрямо вздёрнула точёный подбородок и сжала пухлые губки. Типичный жест, который из всех сыновей тессория не унаследовал только младший, а из всех его внуков унаследовала только старшая. Только вот Иоланта с её плавными и нежными чертами лица умела делать это совершенно по-особенному.
Да, её уверенный и отработанный взгляд ясно говорил о том, что она готова к жизни в столице и при дворе. К тому же, в своём юном возрасте она уже достаточно хорошо сформировалась, и в том, что девушка будет иметь успех у кавалеров, не было сомнения – она могла посостязаться формами с самой «звездой Олларии». И, судя по тому, как Иоланта держится, она прекрасно осознаёт все свои преимущества.
Леонард тихо вздохнул. С Фридрихом разговаривать бесполезно. Он просто изобразит из себя каменную статую, и результата не будет. А вот с отцом… Что и говорить, Леонард знал почти все свои вопросы и почти все ответы тессория на них. И всё же стоило попытаться. Иоланта рвётся к блеску двора неспроста. С таким-то красноречивым и убедительным дедушкой. Но она всего лишь юная девушка, не вполне понимающая, что такое столица на самом деле.
- Леонард, ты что-то загрустил, - сказала Мария, не глядя на дочь.
Деверь хотел что-то ответить, но тут дверь снова распахнулась – на этот раз стремительно, и в комнату ворвался рыжий вихрь.
- Леонард!
Иоланта чуть не подскочила на месте и неодобрительно нахмурилась.
- Лионелла… - строго произнесла она.
Леонард быстро поднялся, и девочка ринулась в его объятия, радостно смеясь. Молодой человек весело зарылся лицом в мягкие рыжие кудри, крепко обнимая племянницу.
Девочка подняла лицо, и он увидел пляшущие в её глазах золотые огоньки – такие же озорные, как и прежде.
- Ты должен был приехать вчера!
Вместо ненужных оправданий Леонард подхватил племянницу и закружил, вызвав новый приступ заливистого звонкого смеха.
- Ты выросла, Нэлль. И стала ещё лучше, - констатировал он, поставив рыжее смеющееся растрёпанное существо на пол.
- Как такое возможно, Леонард? – лукаво спросила Лионелла, сверкнув глазами. – Ты же в прошлый раз говорил, что дальше мне уже некуда!
- Ладно, ты меня подловила. Довольна? – развёл руками разоблачённый дядюшка.
- Конечно довольна! Ещё спрашиваешь. Погода, кстати, сегодня была чудесная. Мы ходили на озеро… Ты обязательно должен сходить со мной туда, взглянуть на рощу, как там деревья подросли!
- Хорошо, хорошо, - засмеялся Леонард. – Я здесь на несколько дней, и предоставляю себя в ваше полное распоряжение, сударыня.
- Вот и отлично, - подмигнула Лионелла.
- Нэлль, прошу, давай ты обсудишь с Леонардом свои планы после обеда, - усмехнулась Мария, уже успевшая спрятать бутыль касеры обратно в шкаф под пристальным взором старшей дочери.
- Маменька, помнишь, ты говорила, что садиться за стол непричёсанной нехорошо? – жизнерадостно поинтересовалась Лионелла. – Ты на Леонарда взгляни! Это я ещё ничего… Если ему можно, то и мне, значит, тоже!
Леонард откинулся на спинку стула и с наслаждением подумал о том, что ещё несколько совершенно чудесных дней он будет слышать только шум ветра в кронах окрестного сада и звонкий голосок племянницы. И никаких заговорощицких шепотков в кулуарах.
* * *
Леонард полулежал в уютном кресле, скрестив вытянутые ноги и свесив одну руку с подлокотника. Оказывается, он действительно устал с дороги больше, чем думал. Сидевшая неподалеку в другом кресле Мария иногда бросала на деверя насмешливые взгляды. Она знала о его привычке поглядывать на кого-нибудь из-под опущенных ресниц, делая вид, что дремлет. Конечно же, он поглядывал на любимую племянницу, сидевшую напротив и старательно читавшую вслух.
Мария тепло улыбнулась и вернулась к шитью. Именно к шитью, не к вышивке. Несмотря на большое количество слуг, виконтесса Эммануилсберг любила шить сама, и её высокое положение, как, впрочем, и что-либо другое, не смогло бы заставить её отказаться от этой привычки.
Иоланта была, кажется, у себя – читала письма из столицы. Вот и хорошо. Этот день выдался слишком замечательным, чтобы портить его напоминанием о Фридрихе – а такое напоминание было неизбежно при виде личика юной бестии.
Леонард почти не вслушивался в смысл слов – утомлённое сознание отказывалось воспринимать что-либо вразумительное. Поэтому он просто слушал голос Лионеллы, и этого было вполне достаточно. И, как и предполагала Мария, наблюдал из-под опущенных ресниц за игрой закатного пламени на рыжих локонах, делающего их ослепительно-золотыми.
Тишина была нарушена резко и неожиданно – звоном разбитого стекла и громким заливистым мальчишеским хохотом. Затем послышался возмущённый мужской крик:
- Господин виконт!
- Что? Это вражеская крепость! – прозвучал оглушающий и задорный ответ. – Осада не может длиться вечно!
- Братец, - хихикнула Лионелла, отвлекаясь от чтения.
Леонард неохотно открыл глаза и увидел подскочившую к разбитому окну Марию:
- Константин! Прошу тебя заметить, что эта «вражеская крепость» - твой родной дом! – яростно выкрикнула виконтесса.
«Осаждающий» снова расхохотался и, судя по гневным восклицаниям воспитателя, удрал восвояси.
Где-то наверху завопил разбуженный малыш Леопольд, послышались взволнованные возгласы гувернанток, дом мигом наполнился шумом шагов и голосов.
- Ну я ему устрою! – возмутилась Мария, пиная валяющиеся на полу осколки.
В гостиную вбежали слуги и принялись поспешно собирать стекло.
- Окно заменить! – приказала виконтесса.
Внизу послышался громкий топот и раздались воинственные вопли:
- Кав-валеееерия! В ааатааакуууу!
Дверь распахнулась от пинка, и в гостиную ворвалось что-то быстрое, шумное и рыжее. Леонард, который до этого времени успел подняться и встать у двери, схватил за воротник, словно за шкирку, нарушителя спокойствия.
- И тут кавалерия угодила в засаду.
В двери сунулась головка испуганной кудрявой гувернантки.
- Константин, - робко позвала она.
Но виконт Манро был слишком занят – хохоча во весь голос, он брыкался и пытался вырваться из дядиной хватки. Наконец ему это удалось, и он с победоносным визгом бросился на шею Леонарду.
Лионелла закрыла уши ладонями, Мария покачала головой.
- В каком виде ты являешься перед гостями, Костан? – нарочито строго вопросила мать, но в её глазах плясали смешинки.
Виконт и правда имел весьма примечательный вид – он был в грязи, каких-то сучках и травинках буквально с ног до головы. Гордо вздёрнув подбородок, мальчишка выкрикнул:
- Для истинного воина главное – доблесть, а не внешний вид!
- А вот тут ты ошибаешься, воин, - строго проговорил Леонард, который, впрочем, тоже был близок к тому, чтобы рассмеяться в голос. – Внешний вид тоже важен.
- Леонард! – возопил «доблестный воин», наматывая круги вокруг дядюшки. – Поехали кататься! Кататься-кататься-кататься! Ка-та-ться!!!
- Никаких кататься, - заявила Мария, отдирая сына от деверя. – Скоро стемнеет, к тому же, пора ужинать. Аделина, - она нежно подпихнула Константина к гувернантке, - будь добра, проследи, чтобы наш «кавалерист» умылся, переоделся и причесался, перед тем как выйти к столу. И, ммм, посмотри, наш мэтр Радони там жив и невредим?
- Невредим, - улыбнулась девушка. – Он внизу.
Юный виконт напоследок сверкнул улыбкой и был уведён Аделиной.
- От этого успеваешь отвыкнуть, - улыбнулся Леонард, поправляя смятую одежду.
- А, сегодня нам недолго терпеть, - махнула рукой Мария, возвращаясь в кресло. – Он упадёт спать сразу после ужина, несмотря на твой приезд. Так всегда бывает.
- Фридрих бы сказал, что ты недостаточно строга с сыном, - Леонард тоже вернулся на место, устраиваясь поудобней и подмигивая Лионелле.
- Фридрих судит по себе, - усмехнулась Мария, и в её глазах сверкнули лукавые искорки. – Он просто не видел меня в детстве!
* * *
Мария была права – Костан действительно увалился спать аккурат после ужина, несмотря на угрозы нарушать покой новоприбывшего дядюшки чуть ли не всю ночь. Поэтому вечер выдался на редкость умиротворённым. Мари читала при свечах, иногда поглядывая на домочадцев. Утомлённая за день Аделина изо всех сил пыталась не задремать прямо в кресле. А Леонард сидел у камина и старательно терзал лютню под чутким руководством строжайшего ментора в лице Лионеллы.
С полчаса назад (а может и больше) племянница вручила ему инструмент со словами: «Я почти уверена, что ты почти всё забыл. Посмотрим, чему тебя придётся учить снова».
Юная виконтесса Эммануилсберг была прирождённым учителем. Сейчас она сидела напротив, сосредоточенно нахмурив брови и неотрывно следя за неумелыми пальцами дядюшки, перебирающими струны.
- Неровно. Не-ров-но! Ты опять тут сбился. И как ты ставишь вот этот палец? Разве так получится хоть сколько-нибудь красивый звук?
- Прости, я не специально, - смутился Леонард, прекращая экзекуцию инструмента.
- Если ты собьёшься ещё раз, - Лионелла сделала неумолимо-угрожающую паузу, - мне придётся начать считать вслух!
- Не надо, Нэлль, я честно постараюсь не сбиться, - улыбнулся Леонард.
На самом деле, он подумал, что они с Лионеллой помешают Мари читать.
- Леонард, признайся честно, - пытливо сощурилась девочка, - ты там совсем не занимался?
Пока дядя пытался найти подходящее оправдание, вмешалась Мария:
- Нэлль, ты же знаешь, Леонард очень занят в столице, - сторого проговорила она.
- Знаю-знаю, - совершенно по-взрослому отмахнулась дочь. – Служба и всё такое. Но ведь когда нет войны, чем они занимаются в этой Олларии? Небось пьянствуют да играют в карты?
- Лионелла! – возмущённо выкрикнула Мария, покраснев.
Леонард тем временем расхохотался, откинувшись на спинку дивана и чуть не выронив лютню.
Аделина встрепенулась в своём углу.
- Что, разве нет? – смутилась девочка.
- Мда, - Мария сердито перевернула страницу. – Не могу поверить, чтобы такие подробности тебе поведал многоуважаемый мэтр Радони или, к примеру, Аделина. Так что придётся мне с этого дня лично следить за тем, что ты берёшь читать в библиотеке.
- Я не очень люблю карты, - подмигнул племяннице Леонард. – Да и напиваться не особо.
- А что же ты тогда делаешь в свободное время?
- Хм, ну, например… плету интриги на пару с твоим дедушкой.
Мария сдержала улыбку.
Лионелла задумчиво произнесла:
- Это то, чем будет заниматься Иоланта при дворе?
Мария прыснула.
Леонард скопировал сосредоточенную мордашку Лионеллы и в тон ей ответил:
- Ну, напиваться и играть ей не положено, выходит, только интриги и остаются.
Лионелла подозрительно зыркнула на него, потом на мать, заметила смешинки в глазах обоих и весело рассмеялась, раскусив подвох.
- Леонард, давай вспомним романс! Ну-ка, начинай перебор, так, как я учила.
Дядюшка послушно вернулся к занятию, старательно перебирая струны.
- Нет, это слишком медленно, - подытожила Лионелла. – Дай-ка я.
Она взяла инструмент, чуть подстроила и, повернувшись полубоком к камину, вдумчиво заиграла. Комната наполнилась приятным перезвоном. Казалось, даже дрова в камине потрескивали в такт. И тут Лионелла запела – негромко, но чисто и мелодично.
Последний лист, упавший на твою ладонь…
Последний взгляд – ушедшей осени огонь…
Леонард снова откинулся на спинку и внимательно смотрел на племянницу. В свете камина и с лютней она была особенно хороша, несмотря на то, что отнюдь не блистала красотой Иоланты. Чуть удлинённое, с заострённым подбородком личико было задумчивым и серьёзным, а в локонах свет играл всеми оттенками рыже-золотого. Хорошо, что помимо внешней схожести с отцом ей досталась улыбка матери. А глаза… глаза, которые на свету становились почти золотыми. Такие глаза были только у одного отпрыска виконта Эммануилсберг и только у одного отпрыска графа Манрика.
Когда-то в далёком детстве Леонард мог долго любоваться золотыми огоньками в глазах матери. Когда её не стало, то порой даже случайный взгляд в зеркало доставлял боль от воспоминаний и от чувства утраты. Но с появлением у Фридриха младшей дочери всё как будто сразу встало на свои места. В глаза племянницы Леонард мог глядеть без боли, и даже то, что сидящая вот так у камина и поющая, она до умопомрачения напоминала её – вызывало уже не тоску, а успокоение.
Лионелла закончила петь и взглянула на дядю – так, как она глядела всегда – прямо и открыто, и широко улыбнулась. Полуулыбки, едва приподнятые кончики губ, кокетливые взгляды из-под ресниц – всё это было не для неё. Она всегда глядела в глаза, и если ей хотелось смеяться – смеялась, а если хотелось плакать – плакала. Похоже, из всех своих детей старший братец сумел вышколить только одну. Впрочем, двое средних были ещё слишком малы, а Леопольд и говорить-то как следует не выучился.
Леонард взглянул на Мари. Вот чья открытая и прямая улыбка досталась Лионелле. Нет, мать не позволит сделать из младшей вторую Иоланту. Иногда Леонард размышлял о том, изменилось ли что-то для них с Арнольдом, если бы мать была жива. И не находил ответа. Гадать о том, что было бы, если бы… Что может быть бессмысленней?
- Ну как, запомнил? – вернула из размышлений Лионелла.
- Знаешь, я бы попробовал сейчас что-нибудь попроще, - попытался увильнуть Леонард, забирая лютню. – Например, «Весеннюю скачку».
- Это слишком просто даже для тебя! – возмутилась девочка.
Но нерадивый ученик, не дослушав, уже ударил по струнам и, хитро улыбаясь, запел незамысловатую весёлую песенку, совсем не подходящую для уютных посиделок в гостиной у камина. Лионелла покачала головой, но подхватила мотив.
Мария негромко окликнула гувернантку.
- Аделина, принеси-ка нам шадди. Что-то мне кажется, спать мы ляжем нескоро…
* * *
- Нет, нет, господин Леонард, - решительно покачал головой фридриховский егерь. – Каждый раз, когда виконт изволят поехать на охоту, с ними чего-нибудь случается. Мы боимся брать на себя такую ответственность. Недавно он потерялся в лесу. А потом с коня свалился. Госпожа виконтесса сама не своя была. Виконт то где-нибудь выпачкается так, что смотреть жутко, то по деревам вздумает лазить. Я уж стар его ловить, Грэй, помощник мой, хоть и помоложе, но господин виконт же нас совершено не слушается. Его только госпожа Мария может приструнить… А ещё он всё время просит оружие. Его батюшка категорически запретили…
Леонард вздохнул, терпеливо выслушивая излияния старого охотника, и взглянул на племянника, гордо гарцующего по двору на восхитительном караковом линарце. На лице мальчика было написано нескрываемое торжество. Рыжую непослушную гриву он, конечно же, собирать не стал, и теперь она носилась вокруг него ярким растрёпанным вихрем.
- Эдди, я беру виконта под свою ответственность, - улыбнулся Леонард. – Не беспокойся. Я за ним присмотрю. Вот увидишь, он будет вести себя хорошо.
Константин подъехал к ним и озорно осклабился.
- Когда мы уже поедем? – нетерпеливо вопросил мальчик, пожирая взглядом аркебузу Эдди. – Леонард, я хочу тоже стрелять!
Леонард покачал головой, совсем как старый охотник пару минут назад.
- Нет, Костан, тебе ещё рано.
- Я уже большой! – капризно выкрикнул юный охотник.
- Отлично, тогда прояви сдержанность, - Леонард попытался придать своему тону надлежащую строгость, впрочем, не особо надеясь на успех – воспитательная деятельность сызмальства давалась ему непросто.
Константин насупился, оттопырив нижнюю губу, и умчался за ворота, где принялся дразнить гончих, к несчастью бедняги Грэя, который пытался их усмирить.
…И опять ветер в лицо и мелькающие мимо деревья. Константин всё время норовил удрать куда подальше, но Леонард вовремя замечал, нагонял его и наказывал не вырываться вперёд. Иногда юный озорник совершенно некуртуазно показывал язык дяде и мчался с тропы в сторону, хохоча чуть ли не на весь лес. Леонард вздыхал и мчался следом.
Кажется, гончие загнали зверя, судя по всему, бурую лису. Константин с лихим воплем бросился вперёд старого егеря, конь которого не мог сравниться с линарцем виконта. Леонард пришпорил коня и ринулся следом.
- Вон они! Леонард!
Константин мчался вперёд как угорелый, не обращая внимания на хлещущие его ветви.
- Костан, осторожней! – прокричал Леонард и, отвлёкшись, сам чуть было не пострадал от особенно внушительной ветки на пути, едва успев пригнуться.
- Попалась, - негромко проговорил он, на ходу целясь в удачно пригнанную сворой добычу.
- Ну давай же! – послышался откуда-то сбоку нетерпеливый вопль племянника.
- Стреляйте, господин Леонард! – поддакнул откуда-то сзади значительно отставший Эдди.
Он сам и сам не понял, что происходит. Он просто не смог нажать на курок и всё. Такое с ним произошло впервые. Подумать об этом времени не хватило. Выстрел раздался откуда-то сбоку, и убитый зверь упал в траву, поражённый довольно точным выстрелом.
Леонард растерянно обернулся и посмотрел на вскинувшего тяжёлый охотничий пистолет Константина.
- Есть, есть! Попал! – малец чуть ли не подпрыгивал в седле, светясь гордость и радостью.
- Ох, господин виконт… - пробормотал ошарашенный Эдди, подъезжая ближе.
- Константин, где ты взял пистолет? – требовательно спросил Леонард. – Кто ему дал оружие? – обернулся он к егерю с видом, не предвещающим ничего хорошего.
- Да уж не мы, господин Леонард! – спешно заверил охотник. – Мы бы не дали, Создателем клянусь, не враги же мы себе и госпоже виконтессе!
- Леонард, ты видел, какой выстрел! – гордый собой Константин и не думал беспокоиться и стыдиться.
- Отдай, Костан, - не допускающим возражений голосом потребовал дядюшка и протянул руку.
- Ну и ладно, подумаешь, - мальчик обиженно взглянул на дядю, потом на Эдди и протянул пистолет.
- Это ж Грэя! – удивлённо воскликнул Эдди. – Грэй, Леворукий тебя подери! Пошто ты дал пистолет виконту? Госпожа запретили!
Растерянный Грэй удивлённо взглянул на своё оружие в руке Леонарда.
- Я не давал, честное слово! Я же помню приказ госпожи.
Леонард смерил охотника внимательным взглядом – такие врать не умеют, удивлён он был так же, как и они.
- Константин, - строго проговорил Леонард, поворачиваясь к племяннику.
- Ну и ладно! Ну и сам взял! Я охотиться по-настоящему хотел, я уже не маленький! – виконт Манро снова показал язык в качестве протеста и в знак своей несомненной правоты.
- Ты украл чужое оружие, Константин Манрик, - сурово произнёс Леонард. – Это недопустимо!
Малец весело расхохотался и, не дожидаясь продолжения разноса, умчался куда-то в лес. Леонард быстро всучил пистолет хозяину, проговорив напоследок:
- Тебе следовало бы следить за своим оружием более тщательно! – и ринулся вслед за непоседливым Константином. Старый Эдди покачал головой и строго взглянул на своего помощника.
Мария поняла, что охота закончилась, когда услышала неистовый топот на лестнице. Наскоро поправив причёску, она вышла из будуара и успела увидеть, как раскрасневшийся сын ворвался в гостиную, увидел на столе кувшин и жадно припал к нему, схватив обеими руками.
- Ох, нет, Костан! – вдруг воскликнула Мария, тоже бросившись к столу.
Появившийся в дверях Леонард успел увидеть только стоящую возле стола Марию, прижавшую руки к лицу, и Костана, который вдруг замер, скривившись и сильно сжав губы на покрасневшем лице. Потом мальчик вдруг громко закашлялся, пытаясь вытереть выступившие на глазах слёзы.
- Это была не вода? – сочувственно спросил Леонард, глядя на Марию.
Женщина беспомощно кивнула и крикнула:
- Аделина, живо принеси воды!
Перепуганная девушка умчалась на кухню, а Леонард едва сдержал усмешку.
- Не стоит так бросаться на всё, что стоит на столе! – раздражённая и покрасневшая Мария спешно убрала злополучный кувшин в шкаф.
- Ну, - философски заметил Леонард, - раз уж теперь ничего не поделать, то будем считать, хорошо, что он узнал, какова на вкус касера, в столь юном возрасте, и ему не захочется этой гадости ещё очень долгое время.
- Нашёл время шутить! – фыркнула Мария и взяла у вернувшейся Аделины кувшин с водой. – Костан, держи-ка, быстро выпей.
Мальчик судорожно схватился за кувшин и выдул почти всю воду. Затем он, всё ещё слегка ошарашенный, был уведён Аделиной в свою комнату.
Мария опустилась на стул, оперевшись рукой о столешницу.
- Ну, что смотришь? – подозрительно покосилась она на Леонарда. – Ну не уследила, ну дура. Не успела убрать.
- Да ничего, - махнул рукой деверь. – Костан переживёт, он крепкий. А вот его отец этого не пережил бы, да.
Какое-то мгновение они смотрели друг на друга, а потом расхохотались почти что одновременно.
* * *
Комнатка была совсем небольшая, и в ней почти не было мебели. Только старый комод у стены, комнатные цветы на большом, чуть ли не во всю стену, окне, через которое сейчас щедро лились лучи заходящего солнца, и большой портрет на стене, прямо напротив окна, занавешивающийся бархатной тёмно-зелёной портьерой. Сейчас портрет был открыт.
Леонард и Мария стояли напротив и молча смотрели на изящную, худенькую и кажущуюся безумно хрупкой молодую женщину в пышном изумрудном платье. Светлые локоны даже будучи нарисованными горели в закатном пламени, подобно чистому золоту. Она казалась почти девочкой, но лицо хранило на себе отпечаток какой-то недетской тоски.
- Элизавейн Манрик была красива, - негромко, почти шёпотом произнесла Мария. – Каждый раз, когда я смотрю на этот портрет, я ужасно жалею, что не застала её.
- Она бы тебе понравилась, - ответил Леонард каким-то неживым голосом.
Каждый раз, когда он видел мать, он словно не мог насмотреться. Часами он мог стоять здесь и просто глядеть на портрет, хотя хранил в памяти каждую чёрточку, каждый завиток изображённой на нём хрупкой маленькой женщины. Её острый точеный подбородок, доставшийся по наследству старшим сыновьям, был поднят, но не горделиво, а с величайшим достоинством. А светло-карие, почти золотистые глаза, которые унаследовали только средний сын и внучка, лучились одновременно теплотой и холодом отстранённости. Очень светлая кожа делала её похожей на изящную мраморную статуэтку, которой ослепительно-золотые пышные локоны добавляли жизни.
- Фридрих правильно сделал, что забрал портрет из вашего старого дома и привёз сюда. Здесь он лучше сохранится, - сказала Мария. – Ты знаешь, я иногда прихожу сюда одна и просто смотрю. Ты очень похож на неё, - Мария обратила внимательный взгляд на родича.
- Иногда мне кажется, - медленно ответил Леонард, не в силах оторвать взгляд от портрета матери, - что именно по этой причине отец выбрал военную карьеру для меня. Чтобы я был подальше. Чтобы видеть меня как можно реже. Чтобы не помнить о той боли, которую я вызываю одним своим видом.
Мария увидела, как напряглись его плечи, и мягко взяла за руку.
- Что ты, Леонард, - тихо проговорила она, сокрушённо качая головой, - я уверена, что это не так.
- А я уверен, что это так, - в голосе молодого человека вдруг послышалась сталь. – Иногда… я уверен почти наверняка. Впрочем, я запрещаю себе об этом думать.
Мария беспомощно опустила руку, не зная, что ответить. Она понимала, что боль потери – это боль, которую не унять никогда и ничем. Можно было говорить слова, они лишь временно притупят, но не избавят от неё.
Виконтесса шагнула ближе к портрету и чуть заметно улыбнулась.
- Знаешь, Элизавейн выглядит как женщина, которая ни за что не выйдет замуж по расчёту. Она такая хрупкая, но в её глазах читается решимость.
- Это правда, - Леонард тоже улыбнулся. – Она бы никогда не вышла замуж по расчёту.
- Но… мне сложно представить тессория романтическим возлюбленным. Уж прости, - Мария не удержалась и хихикнула.
Леонард даже и не пытался подавить вырвавшийся смешок.
- О да, оным он и не выглядит. Но, знаешь… отец не всегда был таким, как сейчас.
Как ни коснись этой темы, всё равно вызовешь печальные чувства. Вот и сейчас Мария заметила, как снова помрачнел взгляд деверя. Но Леонард сумел взять себя в руки и снова улыбнулся.
- Это правда, Мария, ты даже не представляешь, чего ему стоило добиться благосклонности моей матери.
- Добиться? – удивлёно подняла брови Мария. – Наверное, мне просто не хватает фантазии, чтобы представить его добивающимся благосклонности юной романтичной девушки.
- О, это была целая история, и когда-нибудь, если захочешь, я тебе её расскажу, - подмигнул невестке Леонард.
...За окном пламенело небо. В ореоле закатных лучей хрупкая золотоволосая женщина в изумрудном платье выглядела почти что святой.
* * *
Тонких лунных серпов было целых два – в кажущемся беззвёздным небе и в такой же тёмной и беззвёздной озёрной воде.
Лионелла сидела на тёплом плаще, расстеленном прямо на траве, и глядела вверх, на луну. Одна её рука утопала в обесцвеченных тихой ночью стеблях. Леонард сидел рядом и глядел на племянницу. Затем тоже поднял взгляд на небо. Стрекотание цикад мерно успокаивало. Манрик обернулся. Совсем недалеко уютно горели огни в доме, но возвращаться пока не хотелось. К тому же, он не мог оставить девочку одну, несмотря на то, что здесь ей ничего не угрожало.
Мысли текли сонно и вяло, а на душе было на удивление спокойно. Леонард сорвал какую-то травинку и начал жевать её. Дурная привычка, которую он подхватил в армии и которая жутко не нравилась отцу. Наверное, именно поэтому она нравилась ему самому.
- Леонард, - вдруг послышался рядом тихий голос племянницы, - тебе ведь на войне приходилось убивать?
Молодой человек напрягся и почувствовал, как душевное спокойствие медленно ускользает.
- Я думаю, Нэлль, ты понимаешь, что это так. Много раз, - так же негромко ответил он.
Лионелла кивнула, не отрывая взгляда от неба.
- А это… это, наверное… Каково это?
Леонард задумался. Не то чтобы он не знал, что ответить. Скорее, как.
«Это мерзко. Это как заглянуть в тёмную бездну, из которой нет возврата. Но это… пьянит. Пьянит ощущением власти и могущества, власти над чужой жизнью. И эту радость от повержения твоего врага – как её описать? Ты сам становишься похож на ту бездну, в которую угодил…»
- Это… неприятно, – наконец выдавил Леонард.
Но этот раз девочка посмотрела на него – долгим, внимательным взглядом.
- Ты, наверное, подумал больше, чем сказал, - улыбнулась она неожиданно грустно и как-то по-взрослому.
- Я полагаю, тебе вообще не следует задумываться о таких вещах, Лионелла, - покачал головой дядя. – Это забота мужчин и солдат. А тебе нужно думать о более приятных вещах.
Племянница упрямо встряхнула рыжими локонами.
- Но сейчас я не хочу думать о «более приятных вещах». К тому же, здесь ты, а я давно хотела спросить именно у тебя. Я не думаю, что отец или дедушка могли бы ответить лучше, чем ты, ведь они не видят…
Нэлль замолкла. Леонард не выдержал и переспросил:
- Чего не видят?
- Ну… они жизнь не видят, понимаешь? Не знаю, как это объяснить, - беспомощно развела руками девочка. – То, что они могут ответить, не будет выражать их истинное мнение. А ты – отличаешься, и порой мне кажется, что я могу спросить у тебя всё, что угодно, даже то, что не могу спросить у мамы. Только не спрашивай, с чего я это взяла, я и сама не знаю.
Леонард почувствовал подкативший к горлу ком. «Как же плохо ты меня знаешь, Нэлль. Но я был бы последним подлецом, если бы позволил тебе разочароваться ещё и во мне».
- Тебе жалко их? Тех… врагов, которых приходится убивать?
- Бывает, - признался Леонард. – Но с годами всё реже. Ты должна понять, Нэлль, люди воюют не потому что хочется. Особенно это касается тех, кто лишь выполняет приказы. Наш долг – защищать Талиг, и мы это делаем. Но иногда выбор стоит очень суровый – жизнь противника, либо своя собственная. Война – она такая.
Что тут ещё скажешь? Никакими словами всё это по-настоящему не опишешь. Сейчас бы это привело его в состояние тоски, если он не обеспокоился тем, что племянница заинтересовалась темой войны и смерти.
- Нэлль, почему ты стала об этом думать? – настойчиво спросил Леонард.
Девочка пожала худыми плечиками.
- Я иногда думаю… о разном. Само приходит в голову. А спросить не у кого, поэтому я ждала тебя. Я бы попросила тебя больше никого не убивать, но знаю, что это невозможно, - Лионелла тихо вздохнула. – Просто я боюсь, что ты тоже изменишься.
Леонард хмуро промолчал. Ответить было нечего. Конечно, он изменится, точнее, станет таким, каким и должен быть, каким ему быть предопределено. Вот только кем именно предопределено? Не им самим, это точно.
- Если бы я стала королевой, - вдруг произнесла Лионелла, - я бы постаралась сделать так, чтобы войн не было…
Ком в горле стал невыносимым. Не в силах сдержаться, Леонард обнял племянницу и почти сквозь зубы ответил:
- Нэлль, боюсь, это невозможно. Поверь мне. Так же невозможно, как, скажем, добыть луну с неба. И тебе не обязательно становиться королевой, чтобы это проверить. Более того, - он отстранил от себя девочку и заглянул ей в лицо, - я не хочу, чтобы ты ею становилась, поверь, королевы почти не бывают счастливы, а я хочу, чтобы ты таковой была, потому что ты этого достойна более, чем кто-либо из нас всех.
- Хорошо, я поняла, ты не волнуйся, - послушно закивала племянница и улыбнулась. – Но ты неправ. Луну с неба достать можно, - золотистые глаза озорно сверкнули в лунном свете.
- Ну-ну, - засмеялся Леонард, - как же ты собралась достать луну?
Лионелла тоже засмеялась, поднялась с места и подошла к воде. Дядюшка лениво передвинулся следом, всё ещё улыбаясь. Юная виконтесса присела и зачерпнула ладонями тёмную воду. Затем встала чуть позади Леонарда и справа, подняла руки повыше, немного подвинула влево и восторженно проговорила:
- Смотри! Теперь она наша!
В ладонях из сверкающей воды светил тонкий лунный месяц.
Леонард зачарованно смотрел на кусочек света в руках племянницы и боялся пошевельнуться. Казалось, этот момент был чем-то очень важен. Наверное, пониманием того, что иногда всё проще, чем кажется, но понимают это только такие, как Лионелла – такие же светлые и чистые. К сожалению, ему таким уже не стать, не вернуть то время, когда это было ещё возможно.
- Что будем с ней делать? – таинственно зашептала племянница.
- Думаю… отпустим обратно, на небо, - тихо ответил дядюшка и развел ладони девочки, взяв их в свои.
Лионелла снова улыбнулась и мирно прислонилась к его плечу.
А Леонард смотрел на лунное отражение в озере.
Достать луну с неба невозможно. Изменить окружающий мир невозможно.
UPD. Последний кусок.
* * *
- Не отвлекаться! – весело и звонко скомандовала Лионелла, сверкая озорной улыбкой.
- Нэлль… - замялся Леонард, - не думаю, что это хорошая идея. Да и бесполезно всё это… Давай лучше пойдём на прогулку?
- Мы, уже, гуляли, - строго и с расстановкой отчеканила девочка. – А теперь пора заняться делом. Я хочу, чтобы ты ни в чём не уступал любому столичному кавалеру. А кавалер должен петь, танцевать и писать стихи.А кавалер должен петь, танцевать и писать стихи.
- Со стихами проблемка, пожалуй, будет, - молодой человек неуверенно потёр переносицу.
Стихи он, конечно, время от времени писал, но упаси Создатель показать их кому-нибудь, кроме Мари или Лионеллы, хуже того – кому-нибудь в свете.
- Ну, сейчас речь не о них, - деловито взмахнула кудрями закатная племянница.
Она два раза покружилась, так, что подол платья красиво взвился светлыми волнами. Эхо звонкого смеха Лионеллы разносилось по бальному залу соловьиной трелью. Леонард засмотрелся на пятна солнечного света, проникавшие внутрь сквозь высокие окна и ложившиеся на блестящий паркет золотыми бликами, и не заметил, как Лионелла коварно подобралась откуда-то сбоку и, ухватив его за руку, вытащила на середину зала.
- Нэлль, я правда не думаю, что мне хочется сейчас учиться танцевать, - дядюшка попытался мягко высвободиться из цепкой девичьей хватки.
Танцевать он и вправду не любил (наверное, поэтому и не умел как следует), и воспринимал танцы исключительно как элемент придворной мишуры, которой сам старался как можно чаще избегать.
- Это никуда не годится, - недовольно заявила Лионелла, очень строго глядя на нерадивого дядюшку. – Ну ты подумай, как ты будешь очаровывать понравившуюся тебе даму? Ведь танцы - это лучший способ.
- Как очаровывать? Ну, как-нибудь по-другому, - Леонард слегка покраснел, надеясь, что племянница этого не заметила.
- Нет-нет, ничего не хочу слышать, - решительно произнесла Нэлль, внезапно став маленькой женской копией тессория – с тем тоже невозможно было спорить, когда он начинал говорить таким тоном. – Я научу тебя как следует танцевать, это не обсуждается.
Отказать любимой племяннице Леонард попросту не мог, поэтому он уныло кивнул и послушно выслушал лекцию о том, что умение танцевать непременно пригодится ему, когда он встретит на своём жизненном пути девушку настолько чудесную, что не сможет выразить ей своё восхищение словами.
-… А вот когда ты пригласишь её на танец… - многозначительно улыбнулся рыжеволосый закатный котёнок.
Леонард беспомощно вздохнул. Лионелла внимательно осмотрела его.
- Со спиной у тебя всё хорошо, - проговорила она тоном заправского ментора. – Но поза, знаешь ли, такая, как будто бы собрался, ну… - Нэлль неловко замялась, – кого-нибудь расстреливать. Стань как-нибудь… расслабленней. Подбородок выше, выше. И руууууки…
Леонард пытался следовать указаниям Лионеллы, всем своим видом выражая всемирное страдание.
- Руку, дядюшка! – скомандовал юный ментор по танцам. – А тепееерь… шаг, вперёд. Ещё, второй! Нет, Леонард, не так, будто ты вступаешь в лужу! Более изяяящно.
- В лужу? Более изящно? – растерялся Манрик.
Лионелла нетерпеливо взмахнула локонами.
- Смотри! Показываю!
Глядеть на Лионеллу было гораздо приятней, чем пытаться самому «не вступить в лужу».
- Смотри на мои ноги, как они делают шаги. А теперь на руки. Запомни, в танце главное – равновесие! – поучительно проговорила Нэлль, торжественно улыбаясь. – Это же как… ну, почти как фехтование. Только движения плавные. Итак, не стой там столбом! Давай руку!
- Нэлль, - попытался слабо возразить Леонард, но был неумолимо водворён в позицию и удостоен строгого взгляда.
- Руку сюда, шаг – вперёд! Раз, и два, и три, и четыре. С-стой… Поворот и… Ай!
- Прости…
- Не ту ногу! Ещё раз! Левая… теперь левая. …Равновесие, не забывай о равновесии!
Лионелла была хоть и смешливым, но вполне терпеливым ментором, снося ошибки и жалобы на бессмысленность данного занятия. Потом, когда она сочла, что Леонард двигается вполне сносно (по крайней мере, путает шаги раза в полтора реже, чем было изначально), она стала напевать что-то плавное и танцевальное, старательно выводя ноты и продолжая задорно улыбаться. Через некоторое время она останавливалась, отходила чуть назад и показывала отдельные движения, требуя смиренного ученика повторять всё в точности. Её довольная улыбка так успокаивала Леонарда, что он уже старался всё делать как надо, только чтобы вызвать её. Неясно, понимала ли это хитрая рыжая девчонка, но её веселья это не умаляло в любом случае.
Иногда Леонард начинал капризничать и дразнить племянницу, намеренно делая что-то не так и смеясь, когда она сурово хмурила бровки, а потом принималась бегать за ним по залу. Когда Нэлль снова удавалось захватить над ним власть, то урок продолжался с удвоенной старательностью и обеих сторон.
С племянницей было так легко и хорошо, что Леонард почти позабыл о том, что не любит танцы. Через пару часов строго надзора Лионеллы он с удивлением заметил, что у него получается двигаться довольно неплохо, но, скорее всего, дело было в её улыбке.
«Разве найдётся при дворе хоть одна девушка, которая может вызывать такие же чувства? Нет, Нэлль. Ты – чудо, и спасибо тебе за всё, но то, чему ты меня научишь, пригодится мне только здесь, с тобой. Танцы с солнечными лучами – не для дворцовых паркетов».
…Кстати, о лучах. Танцующие так увлеклись, что не заметили, как лучи понемногу угасли, а молчаливые слуги зажгли свечи в многочисленных канделябрах, отчего зал наполнился тёплым мягким светом.
От дальних дверей вдруг отделилась фигура Иоланты.
- Неплохо. Для вас, Леонард. А тебе, Нэлль, нужно ещё заниматься.
Леонард оглянулся и опять спутал шаги, сбившись со счёта.
- Сегодня я ментор, сестрица! – весело ответствовала Нэлль.
Иоланта в ответ только хмыкнула и придирчиво оглядела танцевальную пару. В мягком свете свечей, казалось, даже её взгляд чуть потеплел.
Следующим в зал ворвался виконт Манро с игрушечной саблей наперевес. За ним с трудом поспевал почтенный мэтр Радони.
- Вы что это тут – танцуете? – громко захихикал мальчишка, разгоняясь, чтобы проскользить по паркету.
- Константин, - Иоланта ловко ухватила брата за ворот, - нельзя вот так врываться на паркет. Ужас что будет, если вы привыкнете и проделаете это, скажем, во дворце.
- Отстааань, - проскулил виконт, пытаясь вырваться.
Иоланта невозмутимо взглянула на лютню в руках учителя:
- У вас урок музыки?
- Был, - вздохнул почтенный мэтр.
- Тогда совместим приятное с полезным, - старшая девица Эммануилсберг решительно забрала у сопротивляющегося брата саблю и бросила к стене. – Урок музыки и танцев, - изобразила ледяную улыбку Иоланта.
Константин надулся, что вырываться перестал. Ментор покачал головой, отыскал стул, удобно устроился и принялся наигрывать лёгкую танцевальную мелодию.
Иоланта изобразила изящный реверанс. Лионелла, радостно хлопнув в ладоши, потащила Леонарда за собой и встала рядом с сестрой, но на таком расстоянии, чтобы не мешать, делая изящный реверанс чуть ли не на ходу, чтобы успеть в такт.
Через пару минут улыбался даже Константин, несмотря на то, что старшую сестру откровенно побаивался, а Нэлль улыбалась и смеялась вовсю.
Это было довольно странно – две пары, танцующие в большом, заполненном мерцающим светом зале, под аккомпанемент единственной лютни.
Волосы Лионеллы разметались, она пыталась отбросить их назад, но те приходили в ещё больший беспорядок. Причёска же Иоланты была, как всегда, безукоризненна, но даже она улыбалась, глядя на то, как брат слегка путает шаги, и постоянно что-то подсказывала ему.
Они так увлеклись танцами, что никто не заметил тихо вставшую в дверях Марию, которая смотрела на танцующих с умиротворённой улыбкой. Когда мелодия окончилась, она захлопала в ладоши, подходя ближе, и Леонард с какой-то особенной теплотой отметил, что Лионелла делает это очень точь в точь как она.
- Браво, Леонард! – засмеялась невестка. – Я подозревала, что моя дочь – единственный человек, который может сподвигнуть тебя на это деяние!
Потом мэтр играл что-то ещё, и ещё, мелодии сменялись одна за другой, и в особняке Манриков в этот вечер был свой собственный почти что бал. И неважно, что пар было только две (пару раз то старшая, то младшая дочери виконтессы уступали ей своих кавалеров), а под конец они все просто дурачились – все, кроме Иоланты, которая терпеливо ждала, пока родичи снова станут мало-мальски серьёзными – настолько, чтобы быть в состоянии осилить очередной танец.
Музыка, свечи, танцы… и тепло. В танцевальном зале сегодня было очень тепло.
* * *
- Только «Слёзы», - сказала Мария. – Ты знаешь, крови я не переношу в любом виде.
- Мне всё равно, - улыбнулся Леонард.
И почему все важные разговоры у них происходили на закате? Дурная ли это примета или напротив? На стекле распластались янтарные блики. Леонард приподнял бокал, глядя в окно через хрустальную грань, которая тоже стала янтарной.
Он так и не смог заставить себя сесть, даже когда Мари откровенно попросила: «Да не мельтеши тут, прошу». На душе отчего-то было тревожно, а может быть, это всё его обычная реакция на близкую разлуку.
- Иоланта сегодня ходила с нами на прогулку, - сказал он, усмехнувшись. – Это было так непривычно, что я даже не знал, о чём с ней говорить. Нэлль выручила. Они болтали о каких-то своих девичьих пустяках, я ни кошки не понял, - он неловко засмеялся. – Пришлось развлекать Константина.
- Спохватилась, - чуть ворчливо, но по-доброму отозвалась Мари, вертя свой бокал в руке. - Сколь бы не строила из себя Фридриха в юбке, а понимает, что завтра она уедет и вернётся сюда не скоро, очень нескоро.
- Думаешь, Иоланта будет тосковать по дому? – задумчиво проговорил Леонард, делая несколько шагов к окну.
Невестка проследила за ним взглядом.
- Будет, - уверенно ответила она. – Мы все тоскуем.
Воцарилось молчание. И хоть это было естественное, доброе и уютное молчание, Манрику всё равно было не по себе. Он чувствовал, что должен что-то сказать. Или спросить. Неважно. Он не мог вспомнить, что говорил этой женщине на прощание в прошлый раз. Сколько лет прошло? Год или два? А может больше? В столице время течёт быстрее.
- Мари… жалела ли ты когда-нибудь… - он не закончил вопрос, но жена брата поняла.
- Случалось, - ответила она, так и не сделав ни глотка. – Твой брат не подарок, но я не могу испытывать неприязни к человеку, подарившему мне счастье в виде моих детей.
- Значит, только благодарность? – и зачем он об этом спрашивает?
- Иногда этого достаточно, - твёрдо ответила женщина, не сводя глаз с собеседника. – К тому же, я не могу требовать от Фридриха безграничной любви. Согласись, его положение было не лучше.
Леонард понимал, что Мари не хотела его обидеть, но укол всё равно оказался слишком чувствительным. Любое лишнее напоминание о том, что сыновья тессория Манрика не принадлежат себе, становилось таким уколом. Но Мари не стала извиняться. Она отпила вино и тоже посмотрела в окно.
- Люблю закат, - беспечно сказала женщина.
- Ты святотатствуешь, - улыбнулся Леонард.
- Мне можно, - ещё один глоток. – Моя дочь скоро станет шпионкой.
- Ох, Мари… - покачал головой деверь.
- Да брось, - Мария откинулась на спинку стула. – Если и есть в Талиге те, кто может всерьёз навредить Катарине, то это вряд ли наша Иоланта. И даже вряд ли твой отец.
О королеве говорить не хотелось, Леонард до сих пор не понимал, как ему относиться к «талигойской мученице».
- Я бы хотел тебе что-то сказать, Мари, что-нибудь такое…
- Леонард, если ты не знаешь, что сказать женщине, похвали её причёску, - строго произнесла виконтесса. – Правда, - продолжила она, помолчав, и вдруг расхохоталась, - в моём случае это не поможет!
Леонард улыбнулся, но как-то вяло.
- Знаешь, главное, когда с тобой происходит что-то, что ты не в силах изменить, - не думать об этом слишком много. Мечтам в мыслях место быть должно, но жизнь не всегда с этими мыслями совпадает. А те, у кого не так – воистину благословенны Создателем. Ну, или…
- Прокляты? – усмехнулся Леонард.
- А что, вполне себе, - пожала плечами виконтесса. – Про Рокэ Алву болтают, что он спелся с Леворуким, но по всему выходит, что это и есть самый верный путь.
Леонард поморщился. И эта тема была нежелательна, но Мари всё ещё не извинялась. Вместо этого она поставила бокал на стол с неестественно громким стуком и продолжила:
- Могу сказать только, что может быть всё равно, чем заняты твои руки, и всё равно, где витают твои мысли. Главное – что в твоём сердце.
- Я подозреваю, - глухо проговорил Леонард, - что отец уже распорядился моим… сердцем.
- А вот тут ты неправ! Никто им, кроме тебя, распорядиться не может, - женщина, казалось, разгорячилась.
Леонард только покачал головой.
- Я боюсь замыслов собственного отца. Сейчас его главный помощник – Фридрих, но мне кажется, что однажды все свои надежды он возложит на меня, и – неважно, справлюсь я или нет, - но что, если это будет тем самым шагом, после которого нет дороги назад? Леворукий с ним, с сердцем! Но утратить способность быть тем, кем ты был, но уже не станешь, – вот что страшно.
- Ты сказал о своих страхах, - медленно протянула Мария. – Но больше не говори. Потому что они могут завладеть тобой.
- Что же – жить с иллюзией, что всё идёт по плану? – спросил Леонард и не смог удержаться от гримасы – он только что произнёс одну из самых любимых фраз тессория.
- Иногда, - значительно произнесла Мари, - это помогает. Я бы предложила тебе налить ещё, но твой бокал не тронут. Леонард, брось, прошу тебя. Иначе я сейчас расплачусь и буду плакать всю ночь, а назавтра, когда выйду вас провожать, буду выглядеть отвратительно. Ты же не хочешь ближайшие пару лет помнить меня такой, правда?
* * *
«Аллея идеальных деревьев» осталась позади. Копыта лошадей мерно и глухо выстукивали дорожную пыль.
Иоланта сидела напротив – прямая и собранная, задумавшись о чём-то своём, время от времени почти бессознательно поправляя и без того идеальные розовые кружева на рукавах. Родовые цвета ей отлично шли, закатная кошка об этом прекрасно знала и для встречи со столицей выбрала платье тёмно-зелёного бархата, которое чудно оттеняло тёмно-рыжие локоны.
Леонард долго смотрел в окно, потом ему надоел однообразный пейзаж и он, прикрыв глаза, некоторое время наблюдал за племянницей из-под ресниц.
Мари считала, что девушка будет тосковать по дому… Кто знает. Ведь Иоланта была не только дочерью Фридриха, но и дочерью Марии. Так же как и сам Фридрих был не только сыном тессория Манрика, но и сыном хрупкой золотоволосой женщины с тёплой улыбкой и золотым взглядом, однажды сравнившей будущую королеву со святой Октавией.
Любая встреча может быть омрачена предстоящей за ней разлукой, но сейчас Леонарда беспокоило что-то другое, что-то совсем другое…
Он вдруг открыл глаза и выпрямился.
- Иоланта, - поначалу неуверенно, словно сам не зная, что собрался сказать. – Я хотел бы с вами поговорить.
- Дядюшка, может быть, потом, когда остановимся? – чуть раздражённо ответила девица, слегка качнув головой. – Право же, в дороге неудобно.
Он ещё ничего не сказал, а она уже догадывалась. Что же, в чём-то тессорий был прав – старшая дочь Фридриха далеко пойдёт.
- Неудобно, говорите…
Леонард, сам не понимая, зачем, вдруг высунулся из окна кареты и несколько нервно крикнул кучеру:
- Останови! Сейчас же!
Слегка испуганный извозчик притормозил лошадей, отчего карета качнулась сильней обычного.
Леонард уселся на место и встретил недовольный взгляд стальных глаз.
- Вот мы и остановились, - злорадно сказал Манрик. - Зачем вы едете в столицу, Иоланта?
- Леонард, я могу попросить вас оставить эти глупости?
- Ответьте мне, дорогая племянница, - Манрики умели быть настойчивыми, но девушка, сидящая напротив – тоже Манрик.
- Это бессмысленный вопрос, - невозмутимо отозвалась дочь Фридриха. – К тому же, вы знаете. Глупо спрашивать то, что вы знаете и так.
- Нет! – сам не понимая, что творит, Леонард вдруг дёрнулся вперёд и схватил тонкую холёную руку. – Я знаю о целях вашего деда тессория, так же, как и о целях своего старшего брата (у младшего целей нет, у вашей матери их нет уже давно), но каковы ваши, Иоланта? Лично ваши!
Девушка не отняла руку, только взглянула чуть удивлённо. Тонкие брови взметнулись вверх, но взгляд оставался холодным.
- Мои цели… - медленно проговорила она, - те же, что и цели членов моей семьи. Я желаю служить Талигу и его королеве, - пухлые губы чуть изогнулись в усмешке, - при этом подразумевая то, что под этим подразумевают и все остальные. Надеюсь, вы поняли?
- Я не понял, ответила ли ты на мой вопрос, - устало сказал Леонард.
Иоланта пожала плечами и снисходительно улыбнулась.
- Я просто знаю, что моё место там, если такой ответ тебя устроит больше, дядюшка, - Леонард с непривычки даже не заметил, что она перешла на «ты». – Но я не понимаю, к чему эти вопросы. Не то чтобы мне было сильно интересно…
- Я просто хочу знать, - отстранённо проговорил Леонард, отпуская руку племянницы, - есть ли в нашей семье хоть кто-то, кто способен сделать собственный выбор, сам выбрать свою судьбу. Я должен знать, что это на самом деле возможно.
Иоланта невозмутимо принялась поправлять смятую манжету.
- Свою судьбу, дядюшка, сами выбирают все, - назидательно произнесла она, до жути напоминая тессория. – Проблема только в том, что вариантов для выбора не особо много. Прикажите кучеру трогаться, опаздывать я не намерена.
*
И то, к сожалению, за один раз не осилил... Так что буду дописывать по мере сил и возможности.
Определённого сюжета тут особо нет; это так, скорее, зарисовка, на прочувствовать и посмотреть героев.
Тему можно окрестить примерно так:
Леонард на несколько дней приезжает в гости к семье старшего брата (Исключительно джен)Леонард на несколько дней приезжает в гости к семье старшего брата.
* * *
Аллея уходила вдаль ровными до невозможности рядами деревьев. Это было совершенно особое место, в точности в духе братца – через какое-то время создавалось впечатление, что ты едешь по ней целую вечность, и вечность же будешь ехать и впредь.
Всадника, ехавшего по чудесной аллее не более чем минут десять от силы, передёрнуло от подобных мыслей, и он сбился со счёту. В третий раз. Или в четвёртый.
Леонард считал деревья, чтобы не уснуть от тоски и не свалиться с лошади, но досчитать до конца не удавалось никогда. Деревья, как и газон под ними, были идеальными и ухоженными, что неудивительно – садовников тут насчитывалось до двух десятков, и с Фридриха бы сталось спрашивать с каждого из них лично и по всей строгости. Проблема состояла лишь в том, чтобы отличить одно дерево от другого. Вот почему Леонарду не удавалось их посчитать. Стоило на мгновение отвлечься – и ты уже сбился со счёту. Впрочем, он не огорчался. Ведь посчитай он правильно, в конце вполне могло оказаться, что деревьев в аллее какое-нибудь до жути ровное и круглое количество. Нет, такого предсказуемого окончания дороги Леонард вовсе не желал. Слава Создателю, Мари настояла на том, чтобы вокруг дома сад всё ж таки был нормальным, не лишённым естественной ассиметрии, от которой не рябило в глазах.
При воспоминании о невестке тоска отступила, заставив чуть улыбнуться от радости предстоящей встречи. Леонард пришпорил коня, плюнув на бесполезный счёт, и подставил разгорячённое с дороги лицо неожиданно поднявшемуся ветру.
Столица была позади; впереди его ожидали несколько замечательных спокойных дней, а ещё ветер… ветер! Сам того не осознав, Леонард стал напевать какую-то простую залихватскую песенку, услышанную от солдат, сначала едва слышно, потом всё громче и громче. Взлохмаченные от долгого пути волосы неслись следом вихрем – необычайно рыжим на голубом фоне неба. Скорость у Манриков в крови, как и ветер, что бы кто ни говорил!
* * *
Дом словно дремал в послеполуденной тиши.
Леонард не выдержал и громко присвистнул, чем всполошил привратника и нескольких слуг во дворе. Средний сын тессория хитро улыбнулся – выходка была достойна разве что Константина, а не чинного талигского полковника, но в отсутствие Фридриха Леонард удержаться просто не смог.
Он помедлил всего несколько минут, но этого хватило, чтобы на крыльце показалась хозяйка. Не дожидаясь, пока удивлённое выражение её лица сменится обрадованно-озорным, Леонард взбежал по ступеням крыльца вверх и нетерпеливо схватил её за руки. Женщина звонко рассмеялась и решительным, чуть резковатым жестом прижала к себе долгожданного гостя. Потом так же решительно отстранилась и критичным взором окинула встрёпанного родича.
- Ну ты посмотри на себя! На кого ты похож! Небось, нёсся как угорелый?
- Кто бы говорил! – подначил Леонард, многозначительно кивая на небрежную причёску Марии.
- Ладно-ладно, - рассмеялась женщина и бесцеремонно хлопнула его по плечу. – Тем не менее, господин Манрик, мы ждали вас вчера.
Родич виновато пожал плечами.
- Мне пришлось задержаться. И, видит Создатель, я сетовал на эту задержку как только мог.
Мария выглянула во двор из-за плеча Леонарда и нахмурилась. Заметив это, молодой человек тоже помрачнел. Вопрос он предвидел. А Мария предвидела, что он предвидел, и, зная, что потом будет клясть себя, всё же не удержалась.
- А Фридрих?..
Леонард опустил взгляд, внезапно почувствовав себя виноватым.
- Он… немного занят во дворце… Ну, ты знаешь.
- Знаю, - негромко и сухо ответила Мария. – Сама не понимаю, зачем спросила.
- Но я привёз письмо…
- Эта ваша манриковская страсть к писанине, - неожиданно резко выдала женщина, - меня просто умиляет!
Леонард промолчал.
- Прости, - Мария мягко положила руку на его плечо. – Нашло на меня… как обычно.
- Я тебя понимаю, - тихо ответил Леонард. – Я пытался поговорить с ним, сказать, что он должен хотя бы на несколько…
- Он должен Талигу и Их Величествам. Потом уже мне. В конце концов, так и должно быть, верно? – невозмутимо ответила Мария и развернулась к двери. – Впрочем, всё это неважно. Ты устал с дороги, а я тут развела… Идём. У нас скоро обед.
* * *
Мария заметила, как деверь оглядывается по сторонам, и лукаво усмехнулась.
- Девочки на прогулке у озера. Скоро вернутся.
- А, - улыбнулся Леонард, слегка смутившись.
– Уверена, что они тоже безумно по тебе соскучились. Особенно одна…
Оба понимали, что «безумно соскучились» означало, что соскучилась именно одна, и именно младшая. Скучала ли когда-нибудь хоть по кому-нибудь старшая виконтесса Эммануилсберг, вряд ли кому-то было ведомо.
- Гостю вина принесите! – распорядилась Мария, небрежно бросая письма на стол.
Пока слуги расставляли обед и бокалы, хозяйка невозмутимо просмотрела несколько конвертов.
- Мм, ты видел Ангелику и Анну? – Мария отложила письма сестёр отдельно.
- Мельком, во дворце.
Письмо мужа Мария немного подержала в руке. Потом пожала плечами и вернула в общую стопку. Леонард тактично отвернулся, разглядывая вид из окна. Мария, взглянув на него, хмыкнула, поднялась, достала из шкафчика отдельную бутыль.
- Мари, - нахмурился деверь, - с каких пор ты пьёшь касеру?
- Доложишь братцу? – не удержалась невестка.
Леонард отрицательно покачал головой, задержав взгляд на родственнице. Какой же усталой она выглядела! Поникшие плечи, небрежная причёска, горько опущенные уголки губ. Конечно, Мария Гогенлоэ-ур-Адлерберг и в девичестве не была красавицей, но когда-то она гордо держала спину и улыбалась так жизнерадостно… В отличие от своих старших сестёр.
Леонард перегнулся через стол и накрыл рукой ладонь невестки, ободряюще улыбнувшись. Ответная улыбка была весьма вялой, но всё же она была.
- Ты не будешь читать письмо, - не вопрос, констатация.
Мария резко поднялась и отошла к окну, скрестив руки на груди.
- Зачем читать то, что и так известно? – пожала плечами.
- Фридрих хотел бы тебя видеть, правда. Но он не может сейчас вырваться…
- Сейчас? – Мария резко обернулась. – Только ли сейчас?
Леонард вздохнул.
- …Поэтому он хотел просить тебя вернуться в Олларию.
- Нет, - коротко и ясно.
И опять он предугадал ответ.
- Я нахлебалась этого по самое не могу, Леонард. Я ведь с четырнадцати лет при дворе. И мне неясно… почему ты тоже начинаешь эти разговоры, - она прищурилась, будто бы силясь рассмотреть что-то ранее не замеченное. – Ведь ты всегда понимал меня, как никто.
Ему захотелось подойти к ней и обнять за плечи, как то часто бывало, но отчего-то он сдержался. Только развёл руками и проговорил:
- Прости, Мари. Давай больше не будем сегодня об этом. Если тебе хорошо здесь, то я, поверь, буду последним человеком, который захочет тебя этого лишить.
- Спасибо, - благодарно улыбнулась женщина, предпочтя не заметить слово «сегодня».
- Кстати, Костан уже довольно сносно держится в седле, - непринуждённо сказала Мария, усаживаясь обратно за стол, и Леонард понял, что она желает сменить тему. – Ты увидишь. Думаю, он обязательно захочет перед тобой похвастать. А ты не забудь оценить. Насколько мне известно, в этом он весь в тебя. Во сколько ты впервые сел в седло?
- Не помню, - усмехнулся Леонард. – Но точно позже него.
- Врёшь ведь, - ответила хитрой усмешкой Мария. – Я знаю, что…
- Здравствуйте, Леонард, – ровный, чистый, мелодичный и невозмутимый голос.
На пороге стояла виконтесса Эммануилсберг во всей красе.
- Иоланта, - улыбнулся Леонард.
- Очень рада вас видеть. Надеюсь, вы хорошо доехали? – церемонно вопросила дражайшая племянница.
Мария тут же нахмурилась.
- Иоланта! Ты можешь говорить нормально?
- О чём вы, маменька? – девушка нарочито удивлённо подняла тонкие изящные бровки.
- Мари, оставь, - шепнул Леонард.
- Я тоже рад видеть тебя... вас, виконтесса, - произнёс он чуть прохладней, чем обычно.
Мария скрипнула зубами, махнула рукой и отвернулась.
Иоланта едва заметно приподняла кончики губ и проследовала к столу, чуть покачивая бёдрами, казалось, совсем чуть, но это было видно даже в пышном платье. И где эта юная закатная кошка в своём возрасте научилась так «плавать»? К тому, что выражение её прелестного личика практически не отличалось от выражения лица её отца во время придворных церемоний, Леонард уже давно успел привыкнуть. Но в этот раз в облике девицы появилось нечто новое.
Иоланта с самого детства считалась красавицей, хотя не была ею в классическом понимании этого слова. Своё дело сделало необычное сочетание густых тёмно-рыжих волос и очень светлых серых глаз. А если прибавить в этому бледную кожу – чуть бледнее, чем надо, - то можно было понять, отчего юная виконтесса вызывала невольное восхищение у всех, кто её хоть раз видел. Глаза цвета светлой стали никогда не сияли теплотой или нежностью, и, тем не менее, всё равно притягивали взоры. Иоланта была прекрасно осведомлена о своей исключительности и довольно рано поняла, какую из этого можно извлекать пользу. Чем вызывала восхищение деда и молчаливое одобрение отца. И огорчала мать.
Мари в юности была гораздо более непосредственной и не любила всех этих, как она выражалась, «вывертов».
Иоланта изящно присела на край стула и неодобрительно взглянула на бутыль касеры на столе возле матери. Но ничего не сказала, и на том спасибо. Фридрих бы, наверное, тоже ничего не сказал, но есть люди, которые взглядом убивают похлеще, чем словами. Похоже, этот талант старшая дочь в полной мере унаследовала от отца.
- Леонард, у вас есть для меня хорошие новости? – вежливо осведомилась виконтесса.
Тому, что девица начала с дел, а не, скажем, поинтересовалась причинами отсутствия отца или здоровьем деда, Леонард тоже вовсе не удивился.
- Есть. Ваш отец добыл вам патент фрейлины, и вы поедете в столицу вместе со мной.
- Благодарю вас, - Иоланта склонила голову.
«А сама-то вся просияла».
- Иоланта, дорогая, - устало начала Мария. – Мы же с тобой уже говорили об этом. Не рано ли тебе отправляться ко двору?
- Маменька, - девушка недовольно нахмурила хорошенькое личико, а глаза смотрели холодней обычного, - я вам тоже уже говорила. Это моё желание, и я не понимаю, чем это мне навредит. Вы сами были почти в том же возрасте, когда были представлены. Почему же вы хотите отговорить меня? Разве вы не желаете мне добра?
Мария резко поднялась. Леонард напрягся.
- Это произошло не по моей воле. А ты… просто не представляешь, чего хочешь. Ты ещё слишком юна, чтобы понять, что это за место. Это не просто красивые платья и красивые кавалеры!
Иоланта вдруг улыбнулась – удивительно красиво для её холодных глаз и бледного лица. Леонарду мгновенно стало не по себе от этой улыбки.
- Маменька, я прекрасно знаю, что такое двор. И вы напрасно обо мне так волнуетесь. Я сумею о себе позаботиться. К тому же, я буду рядом с отцом и дедом. А они, кстати, поддерживают моё решение.
«Ясно, откуда ветер дует, - подумал Леонард, борясь с желанием сжать кулаки. – Тессорию нужна личная шпионка при королеве».
- Простите, но я не собираюсь вечно прозябать здесь, ожидая, пока меня выдадут замуж. Я хочу участвовать в жизни нашей семьи. Отцу нужна помощь – та, от которой в своё время отказались вы, и я уверена, что мне это по силам.
Мария вспыхнула и молча отвернулась.
Леонард почувствовал себя лишним и принялся старательно разглядывать свои сапоги.
Иоланта упрямо вздёрнула точёный подбородок и сжала пухлые губки. Типичный жест, который из всех сыновей тессория не унаследовал только младший, а из всех его внуков унаследовала только старшая. Только вот Иоланта с её плавными и нежными чертами лица умела делать это совершенно по-особенному.
Да, её уверенный и отработанный взгляд ясно говорил о том, что она готова к жизни в столице и при дворе. К тому же, в своём юном возрасте она уже достаточно хорошо сформировалась, и в том, что девушка будет иметь успех у кавалеров, не было сомнения – она могла посостязаться формами с самой «звездой Олларии». И, судя по тому, как Иоланта держится, она прекрасно осознаёт все свои преимущества.
Леонард тихо вздохнул. С Фридрихом разговаривать бесполезно. Он просто изобразит из себя каменную статую, и результата не будет. А вот с отцом… Что и говорить, Леонард знал почти все свои вопросы и почти все ответы тессория на них. И всё же стоило попытаться. Иоланта рвётся к блеску двора неспроста. С таким-то красноречивым и убедительным дедушкой. Но она всего лишь юная девушка, не вполне понимающая, что такое столица на самом деле.
- Леонард, ты что-то загрустил, - сказала Мария, не глядя на дочь.
Деверь хотел что-то ответить, но тут дверь снова распахнулась – на этот раз стремительно, и в комнату ворвался рыжий вихрь.
- Леонард!
Иоланта чуть не подскочила на месте и неодобрительно нахмурилась.
- Лионелла… - строго произнесла она.
Леонард быстро поднялся, и девочка ринулась в его объятия, радостно смеясь. Молодой человек весело зарылся лицом в мягкие рыжие кудри, крепко обнимая племянницу.
Девочка подняла лицо, и он увидел пляшущие в её глазах золотые огоньки – такие же озорные, как и прежде.
- Ты должен был приехать вчера!
Вместо ненужных оправданий Леонард подхватил племянницу и закружил, вызвав новый приступ заливистого звонкого смеха.
- Ты выросла, Нэлль. И стала ещё лучше, - констатировал он, поставив рыжее смеющееся растрёпанное существо на пол.
- Как такое возможно, Леонард? – лукаво спросила Лионелла, сверкнув глазами. – Ты же в прошлый раз говорил, что дальше мне уже некуда!
- Ладно, ты меня подловила. Довольна? – развёл руками разоблачённый дядюшка.
- Конечно довольна! Ещё спрашиваешь. Погода, кстати, сегодня была чудесная. Мы ходили на озеро… Ты обязательно должен сходить со мной туда, взглянуть на рощу, как там деревья подросли!
- Хорошо, хорошо, - засмеялся Леонард. – Я здесь на несколько дней, и предоставляю себя в ваше полное распоряжение, сударыня.
- Вот и отлично, - подмигнула Лионелла.
- Нэлль, прошу, давай ты обсудишь с Леонардом свои планы после обеда, - усмехнулась Мария, уже успевшая спрятать бутыль касеры обратно в шкаф под пристальным взором старшей дочери.
- Маменька, помнишь, ты говорила, что садиться за стол непричёсанной нехорошо? – жизнерадостно поинтересовалась Лионелла. – Ты на Леонарда взгляни! Это я ещё ничего… Если ему можно, то и мне, значит, тоже!
Леонард откинулся на спинку стула и с наслаждением подумал о том, что ещё несколько совершенно чудесных дней он будет слышать только шум ветра в кронах окрестного сада и звонкий голосок племянницы. И никаких заговорощицких шепотков в кулуарах.
* * *
Леонард полулежал в уютном кресле, скрестив вытянутые ноги и свесив одну руку с подлокотника. Оказывается, он действительно устал с дороги больше, чем думал. Сидевшая неподалеку в другом кресле Мария иногда бросала на деверя насмешливые взгляды. Она знала о его привычке поглядывать на кого-нибудь из-под опущенных ресниц, делая вид, что дремлет. Конечно же, он поглядывал на любимую племянницу, сидевшую напротив и старательно читавшую вслух.
Мария тепло улыбнулась и вернулась к шитью. Именно к шитью, не к вышивке. Несмотря на большое количество слуг, виконтесса Эммануилсберг любила шить сама, и её высокое положение, как, впрочем, и что-либо другое, не смогло бы заставить её отказаться от этой привычки.
Иоланта была, кажется, у себя – читала письма из столицы. Вот и хорошо. Этот день выдался слишком замечательным, чтобы портить его напоминанием о Фридрихе – а такое напоминание было неизбежно при виде личика юной бестии.
Леонард почти не вслушивался в смысл слов – утомлённое сознание отказывалось воспринимать что-либо вразумительное. Поэтому он просто слушал голос Лионеллы, и этого было вполне достаточно. И, как и предполагала Мария, наблюдал из-под опущенных ресниц за игрой закатного пламени на рыжих локонах, делающего их ослепительно-золотыми.
Тишина была нарушена резко и неожиданно – звоном разбитого стекла и громким заливистым мальчишеским хохотом. Затем послышался возмущённый мужской крик:
- Господин виконт!
- Что? Это вражеская крепость! – прозвучал оглушающий и задорный ответ. – Осада не может длиться вечно!
- Братец, - хихикнула Лионелла, отвлекаясь от чтения.
Леонард неохотно открыл глаза и увидел подскочившую к разбитому окну Марию:
- Константин! Прошу тебя заметить, что эта «вражеская крепость» - твой родной дом! – яростно выкрикнула виконтесса.
«Осаждающий» снова расхохотался и, судя по гневным восклицаниям воспитателя, удрал восвояси.
Где-то наверху завопил разбуженный малыш Леопольд, послышались взволнованные возгласы гувернанток, дом мигом наполнился шумом шагов и голосов.
- Ну я ему устрою! – возмутилась Мария, пиная валяющиеся на полу осколки.
В гостиную вбежали слуги и принялись поспешно собирать стекло.
- Окно заменить! – приказала виконтесса.
Внизу послышался громкий топот и раздались воинственные вопли:
- Кав-валеееерия! В ааатааакуууу!
Дверь распахнулась от пинка, и в гостиную ворвалось что-то быстрое, шумное и рыжее. Леонард, который до этого времени успел подняться и встать у двери, схватил за воротник, словно за шкирку, нарушителя спокойствия.
- И тут кавалерия угодила в засаду.
В двери сунулась головка испуганной кудрявой гувернантки.
- Константин, - робко позвала она.
Но виконт Манро был слишком занят – хохоча во весь голос, он брыкался и пытался вырваться из дядиной хватки. Наконец ему это удалось, и он с победоносным визгом бросился на шею Леонарду.
Лионелла закрыла уши ладонями, Мария покачала головой.
- В каком виде ты являешься перед гостями, Костан? – нарочито строго вопросила мать, но в её глазах плясали смешинки.
Виконт и правда имел весьма примечательный вид – он был в грязи, каких-то сучках и травинках буквально с ног до головы. Гордо вздёрнув подбородок, мальчишка выкрикнул:
- Для истинного воина главное – доблесть, а не внешний вид!
- А вот тут ты ошибаешься, воин, - строго проговорил Леонард, который, впрочем, тоже был близок к тому, чтобы рассмеяться в голос. – Внешний вид тоже важен.
- Леонард! – возопил «доблестный воин», наматывая круги вокруг дядюшки. – Поехали кататься! Кататься-кататься-кататься! Ка-та-ться!!!
- Никаких кататься, - заявила Мария, отдирая сына от деверя. – Скоро стемнеет, к тому же, пора ужинать. Аделина, - она нежно подпихнула Константина к гувернантке, - будь добра, проследи, чтобы наш «кавалерист» умылся, переоделся и причесался, перед тем как выйти к столу. И, ммм, посмотри, наш мэтр Радони там жив и невредим?
- Невредим, - улыбнулась девушка. – Он внизу.
Юный виконт напоследок сверкнул улыбкой и был уведён Аделиной.
- От этого успеваешь отвыкнуть, - улыбнулся Леонард, поправляя смятую одежду.
- А, сегодня нам недолго терпеть, - махнула рукой Мария, возвращаясь в кресло. – Он упадёт спать сразу после ужина, несмотря на твой приезд. Так всегда бывает.
- Фридрих бы сказал, что ты недостаточно строга с сыном, - Леонард тоже вернулся на место, устраиваясь поудобней и подмигивая Лионелле.
- Фридрих судит по себе, - усмехнулась Мария, и в её глазах сверкнули лукавые искорки. – Он просто не видел меня в детстве!
* * *
Мария была права – Костан действительно увалился спать аккурат после ужина, несмотря на угрозы нарушать покой новоприбывшего дядюшки чуть ли не всю ночь. Поэтому вечер выдался на редкость умиротворённым. Мари читала при свечах, иногда поглядывая на домочадцев. Утомлённая за день Аделина изо всех сил пыталась не задремать прямо в кресле. А Леонард сидел у камина и старательно терзал лютню под чутким руководством строжайшего ментора в лице Лионеллы.
С полчаса назад (а может и больше) племянница вручила ему инструмент со словами: «Я почти уверена, что ты почти всё забыл. Посмотрим, чему тебя придётся учить снова».
Юная виконтесса Эммануилсберг была прирождённым учителем. Сейчас она сидела напротив, сосредоточенно нахмурив брови и неотрывно следя за неумелыми пальцами дядюшки, перебирающими струны.
- Неровно. Не-ров-но! Ты опять тут сбился. И как ты ставишь вот этот палец? Разве так получится хоть сколько-нибудь красивый звук?
- Прости, я не специально, - смутился Леонард, прекращая экзекуцию инструмента.
- Если ты собьёшься ещё раз, - Лионелла сделала неумолимо-угрожающую паузу, - мне придётся начать считать вслух!
- Не надо, Нэлль, я честно постараюсь не сбиться, - улыбнулся Леонард.
На самом деле, он подумал, что они с Лионеллой помешают Мари читать.
- Леонард, признайся честно, - пытливо сощурилась девочка, - ты там совсем не занимался?
Пока дядя пытался найти подходящее оправдание, вмешалась Мария:
- Нэлль, ты же знаешь, Леонард очень занят в столице, - сторого проговорила она.
- Знаю-знаю, - совершенно по-взрослому отмахнулась дочь. – Служба и всё такое. Но ведь когда нет войны, чем они занимаются в этой Олларии? Небось пьянствуют да играют в карты?
- Лионелла! – возмущённо выкрикнула Мария, покраснев.
Леонард тем временем расхохотался, откинувшись на спинку дивана и чуть не выронив лютню.
Аделина встрепенулась в своём углу.
- Что, разве нет? – смутилась девочка.
- Мда, - Мария сердито перевернула страницу. – Не могу поверить, чтобы такие подробности тебе поведал многоуважаемый мэтр Радони или, к примеру, Аделина. Так что придётся мне с этого дня лично следить за тем, что ты берёшь читать в библиотеке.
- Я не очень люблю карты, - подмигнул племяннице Леонард. – Да и напиваться не особо.
- А что же ты тогда делаешь в свободное время?
- Хм, ну, например… плету интриги на пару с твоим дедушкой.
Мария сдержала улыбку.
Лионелла задумчиво произнесла:
- Это то, чем будет заниматься Иоланта при дворе?
Мария прыснула.
Леонард скопировал сосредоточенную мордашку Лионеллы и в тон ей ответил:
- Ну, напиваться и играть ей не положено, выходит, только интриги и остаются.
Лионелла подозрительно зыркнула на него, потом на мать, заметила смешинки в глазах обоих и весело рассмеялась, раскусив подвох.
- Леонард, давай вспомним романс! Ну-ка, начинай перебор, так, как я учила.
Дядюшка послушно вернулся к занятию, старательно перебирая струны.
- Нет, это слишком медленно, - подытожила Лионелла. – Дай-ка я.
Она взяла инструмент, чуть подстроила и, повернувшись полубоком к камину, вдумчиво заиграла. Комната наполнилась приятным перезвоном. Казалось, даже дрова в камине потрескивали в такт. И тут Лионелла запела – негромко, но чисто и мелодично.
Последний лист, упавший на твою ладонь…
Последний взгляд – ушедшей осени огонь…
Леонард снова откинулся на спинку и внимательно смотрел на племянницу. В свете камина и с лютней она была особенно хороша, несмотря на то, что отнюдь не блистала красотой Иоланты. Чуть удлинённое, с заострённым подбородком личико было задумчивым и серьёзным, а в локонах свет играл всеми оттенками рыже-золотого. Хорошо, что помимо внешней схожести с отцом ей досталась улыбка матери. А глаза… глаза, которые на свету становились почти золотыми. Такие глаза были только у одного отпрыска виконта Эммануилсберг и только у одного отпрыска графа Манрика.
Когда-то в далёком детстве Леонард мог долго любоваться золотыми огоньками в глазах матери. Когда её не стало, то порой даже случайный взгляд в зеркало доставлял боль от воспоминаний и от чувства утраты. Но с появлением у Фридриха младшей дочери всё как будто сразу встало на свои места. В глаза племянницы Леонард мог глядеть без боли, и даже то, что сидящая вот так у камина и поющая, она до умопомрачения напоминала её – вызывало уже не тоску, а успокоение.
Лионелла закончила петь и взглянула на дядю – так, как она глядела всегда – прямо и открыто, и широко улыбнулась. Полуулыбки, едва приподнятые кончики губ, кокетливые взгляды из-под ресниц – всё это было не для неё. Она всегда глядела в глаза, и если ей хотелось смеяться – смеялась, а если хотелось плакать – плакала. Похоже, из всех своих детей старший братец сумел вышколить только одну. Впрочем, двое средних были ещё слишком малы, а Леопольд и говорить-то как следует не выучился.
Леонард взглянул на Мари. Вот чья открытая и прямая улыбка досталась Лионелле. Нет, мать не позволит сделать из младшей вторую Иоланту. Иногда Леонард размышлял о том, изменилось ли что-то для них с Арнольдом, если бы мать была жива. И не находил ответа. Гадать о том, что было бы, если бы… Что может быть бессмысленней?
- Ну как, запомнил? – вернула из размышлений Лионелла.
- Знаешь, я бы попробовал сейчас что-нибудь попроще, - попытался увильнуть Леонард, забирая лютню. – Например, «Весеннюю скачку».
- Это слишком просто даже для тебя! – возмутилась девочка.
Но нерадивый ученик, не дослушав, уже ударил по струнам и, хитро улыбаясь, запел незамысловатую весёлую песенку, совсем не подходящую для уютных посиделок в гостиной у камина. Лионелла покачала головой, но подхватила мотив.
Мария негромко окликнула гувернантку.
- Аделина, принеси-ка нам шадди. Что-то мне кажется, спать мы ляжем нескоро…
* * *
- Нет, нет, господин Леонард, - решительно покачал головой фридриховский егерь. – Каждый раз, когда виконт изволят поехать на охоту, с ними чего-нибудь случается. Мы боимся брать на себя такую ответственность. Недавно он потерялся в лесу. А потом с коня свалился. Госпожа виконтесса сама не своя была. Виконт то где-нибудь выпачкается так, что смотреть жутко, то по деревам вздумает лазить. Я уж стар его ловить, Грэй, помощник мой, хоть и помоложе, но господин виконт же нас совершено не слушается. Его только госпожа Мария может приструнить… А ещё он всё время просит оружие. Его батюшка категорически запретили…
Леонард вздохнул, терпеливо выслушивая излияния старого охотника, и взглянул на племянника, гордо гарцующего по двору на восхитительном караковом линарце. На лице мальчика было написано нескрываемое торжество. Рыжую непослушную гриву он, конечно же, собирать не стал, и теперь она носилась вокруг него ярким растрёпанным вихрем.
- Эдди, я беру виконта под свою ответственность, - улыбнулся Леонард. – Не беспокойся. Я за ним присмотрю. Вот увидишь, он будет вести себя хорошо.
Константин подъехал к ним и озорно осклабился.
- Когда мы уже поедем? – нетерпеливо вопросил мальчик, пожирая взглядом аркебузу Эдди. – Леонард, я хочу тоже стрелять!
Леонард покачал головой, совсем как старый охотник пару минут назад.
- Нет, Костан, тебе ещё рано.
- Я уже большой! – капризно выкрикнул юный охотник.
- Отлично, тогда прояви сдержанность, - Леонард попытался придать своему тону надлежащую строгость, впрочем, не особо надеясь на успех – воспитательная деятельность сызмальства давалась ему непросто.
Константин насупился, оттопырив нижнюю губу, и умчался за ворота, где принялся дразнить гончих, к несчастью бедняги Грэя, который пытался их усмирить.
…И опять ветер в лицо и мелькающие мимо деревья. Константин всё время норовил удрать куда подальше, но Леонард вовремя замечал, нагонял его и наказывал не вырываться вперёд. Иногда юный озорник совершенно некуртуазно показывал язык дяде и мчался с тропы в сторону, хохоча чуть ли не на весь лес. Леонард вздыхал и мчался следом.
Кажется, гончие загнали зверя, судя по всему, бурую лису. Константин с лихим воплем бросился вперёд старого егеря, конь которого не мог сравниться с линарцем виконта. Леонард пришпорил коня и ринулся следом.
- Вон они! Леонард!
Константин мчался вперёд как угорелый, не обращая внимания на хлещущие его ветви.
- Костан, осторожней! – прокричал Леонард и, отвлёкшись, сам чуть было не пострадал от особенно внушительной ветки на пути, едва успев пригнуться.
- Попалась, - негромко проговорил он, на ходу целясь в удачно пригнанную сворой добычу.
- Ну давай же! – послышался откуда-то сбоку нетерпеливый вопль племянника.
- Стреляйте, господин Леонард! – поддакнул откуда-то сзади значительно отставший Эдди.
Он сам и сам не понял, что происходит. Он просто не смог нажать на курок и всё. Такое с ним произошло впервые. Подумать об этом времени не хватило. Выстрел раздался откуда-то сбоку, и убитый зверь упал в траву, поражённый довольно точным выстрелом.
Леонард растерянно обернулся и посмотрел на вскинувшего тяжёлый охотничий пистолет Константина.
- Есть, есть! Попал! – малец чуть ли не подпрыгивал в седле, светясь гордость и радостью.
- Ох, господин виконт… - пробормотал ошарашенный Эдди, подъезжая ближе.
- Константин, где ты взял пистолет? – требовательно спросил Леонард. – Кто ему дал оружие? – обернулся он к егерю с видом, не предвещающим ничего хорошего.
- Да уж не мы, господин Леонард! – спешно заверил охотник. – Мы бы не дали, Создателем клянусь, не враги же мы себе и госпоже виконтессе!
- Леонард, ты видел, какой выстрел! – гордый собой Константин и не думал беспокоиться и стыдиться.
- Отдай, Костан, - не допускающим возражений голосом потребовал дядюшка и протянул руку.
- Ну и ладно, подумаешь, - мальчик обиженно взглянул на дядю, потом на Эдди и протянул пистолет.
- Это ж Грэя! – удивлённо воскликнул Эдди. – Грэй, Леворукий тебя подери! Пошто ты дал пистолет виконту? Госпожа запретили!
Растерянный Грэй удивлённо взглянул на своё оружие в руке Леонарда.
- Я не давал, честное слово! Я же помню приказ госпожи.
Леонард смерил охотника внимательным взглядом – такие врать не умеют, удивлён он был так же, как и они.
- Константин, - строго проговорил Леонард, поворачиваясь к племяннику.
- Ну и ладно! Ну и сам взял! Я охотиться по-настоящему хотел, я уже не маленький! – виконт Манро снова показал язык в качестве протеста и в знак своей несомненной правоты.
- Ты украл чужое оружие, Константин Манрик, - сурово произнёс Леонард. – Это недопустимо!
Малец весело расхохотался и, не дожидаясь продолжения разноса, умчался куда-то в лес. Леонард быстро всучил пистолет хозяину, проговорив напоследок:
- Тебе следовало бы следить за своим оружием более тщательно! – и ринулся вслед за непоседливым Константином. Старый Эдди покачал головой и строго взглянул на своего помощника.
Мария поняла, что охота закончилась, когда услышала неистовый топот на лестнице. Наскоро поправив причёску, она вышла из будуара и успела увидеть, как раскрасневшийся сын ворвался в гостиную, увидел на столе кувшин и жадно припал к нему, схватив обеими руками.
- Ох, нет, Костан! – вдруг воскликнула Мария, тоже бросившись к столу.
Появившийся в дверях Леонард успел увидеть только стоящую возле стола Марию, прижавшую руки к лицу, и Костана, который вдруг замер, скривившись и сильно сжав губы на покрасневшем лице. Потом мальчик вдруг громко закашлялся, пытаясь вытереть выступившие на глазах слёзы.
- Это была не вода? – сочувственно спросил Леонард, глядя на Марию.
Женщина беспомощно кивнула и крикнула:
- Аделина, живо принеси воды!
Перепуганная девушка умчалась на кухню, а Леонард едва сдержал усмешку.
- Не стоит так бросаться на всё, что стоит на столе! – раздражённая и покрасневшая Мария спешно убрала злополучный кувшин в шкаф.
- Ну, - философски заметил Леонард, - раз уж теперь ничего не поделать, то будем считать, хорошо, что он узнал, какова на вкус касера, в столь юном возрасте, и ему не захочется этой гадости ещё очень долгое время.
- Нашёл время шутить! – фыркнула Мария и взяла у вернувшейся Аделины кувшин с водой. – Костан, держи-ка, быстро выпей.
Мальчик судорожно схватился за кувшин и выдул почти всю воду. Затем он, всё ещё слегка ошарашенный, был уведён Аделиной в свою комнату.
Мария опустилась на стул, оперевшись рукой о столешницу.
- Ну, что смотришь? – подозрительно покосилась она на Леонарда. – Ну не уследила, ну дура. Не успела убрать.
- Да ничего, - махнул рукой деверь. – Костан переживёт, он крепкий. А вот его отец этого не пережил бы, да.
Какое-то мгновение они смотрели друг на друга, а потом расхохотались почти что одновременно.
* * *
Комнатка была совсем небольшая, и в ней почти не было мебели. Только старый комод у стены, комнатные цветы на большом, чуть ли не во всю стену, окне, через которое сейчас щедро лились лучи заходящего солнца, и большой портрет на стене, прямо напротив окна, занавешивающийся бархатной тёмно-зелёной портьерой. Сейчас портрет был открыт.
Леонард и Мария стояли напротив и молча смотрели на изящную, худенькую и кажущуюся безумно хрупкой молодую женщину в пышном изумрудном платье. Светлые локоны даже будучи нарисованными горели в закатном пламени, подобно чистому золоту. Она казалась почти девочкой, но лицо хранило на себе отпечаток какой-то недетской тоски.
- Элизавейн Манрик была красива, - негромко, почти шёпотом произнесла Мария. – Каждый раз, когда я смотрю на этот портрет, я ужасно жалею, что не застала её.
- Она бы тебе понравилась, - ответил Леонард каким-то неживым голосом.
Каждый раз, когда он видел мать, он словно не мог насмотреться. Часами он мог стоять здесь и просто глядеть на портрет, хотя хранил в памяти каждую чёрточку, каждый завиток изображённой на нём хрупкой маленькой женщины. Её острый точеный подбородок, доставшийся по наследству старшим сыновьям, был поднят, но не горделиво, а с величайшим достоинством. А светло-карие, почти золотистые глаза, которые унаследовали только средний сын и внучка, лучились одновременно теплотой и холодом отстранённости. Очень светлая кожа делала её похожей на изящную мраморную статуэтку, которой ослепительно-золотые пышные локоны добавляли жизни.
- Фридрих правильно сделал, что забрал портрет из вашего старого дома и привёз сюда. Здесь он лучше сохранится, - сказала Мария. – Ты знаешь, я иногда прихожу сюда одна и просто смотрю. Ты очень похож на неё, - Мария обратила внимательный взгляд на родича.
- Иногда мне кажется, - медленно ответил Леонард, не в силах оторвать взгляд от портрета матери, - что именно по этой причине отец выбрал военную карьеру для меня. Чтобы я был подальше. Чтобы видеть меня как можно реже. Чтобы не помнить о той боли, которую я вызываю одним своим видом.
Мария увидела, как напряглись его плечи, и мягко взяла за руку.
- Что ты, Леонард, - тихо проговорила она, сокрушённо качая головой, - я уверена, что это не так.
- А я уверен, что это так, - в голосе молодого человека вдруг послышалась сталь. – Иногда… я уверен почти наверняка. Впрочем, я запрещаю себе об этом думать.
Мария беспомощно опустила руку, не зная, что ответить. Она понимала, что боль потери – это боль, которую не унять никогда и ничем. Можно было говорить слова, они лишь временно притупят, но не избавят от неё.
Виконтесса шагнула ближе к портрету и чуть заметно улыбнулась.
- Знаешь, Элизавейн выглядит как женщина, которая ни за что не выйдет замуж по расчёту. Она такая хрупкая, но в её глазах читается решимость.
- Это правда, - Леонард тоже улыбнулся. – Она бы никогда не вышла замуж по расчёту.
- Но… мне сложно представить тессория романтическим возлюбленным. Уж прости, - Мария не удержалась и хихикнула.
Леонард даже и не пытался подавить вырвавшийся смешок.
- О да, оным он и не выглядит. Но, знаешь… отец не всегда был таким, как сейчас.
Как ни коснись этой темы, всё равно вызовешь печальные чувства. Вот и сейчас Мария заметила, как снова помрачнел взгляд деверя. Но Леонард сумел взять себя в руки и снова улыбнулся.
- Это правда, Мария, ты даже не представляешь, чего ему стоило добиться благосклонности моей матери.
- Добиться? – удивлёно подняла брови Мария. – Наверное, мне просто не хватает фантазии, чтобы представить его добивающимся благосклонности юной романтичной девушки.
- О, это была целая история, и когда-нибудь, если захочешь, я тебе её расскажу, - подмигнул невестке Леонард.
...За окном пламенело небо. В ореоле закатных лучей хрупкая золотоволосая женщина в изумрудном платье выглядела почти что святой.
* * *
Тонких лунных серпов было целых два – в кажущемся беззвёздным небе и в такой же тёмной и беззвёздной озёрной воде.
Лионелла сидела на тёплом плаще, расстеленном прямо на траве, и глядела вверх, на луну. Одна её рука утопала в обесцвеченных тихой ночью стеблях. Леонард сидел рядом и глядел на племянницу. Затем тоже поднял взгляд на небо. Стрекотание цикад мерно успокаивало. Манрик обернулся. Совсем недалеко уютно горели огни в доме, но возвращаться пока не хотелось. К тому же, он не мог оставить девочку одну, несмотря на то, что здесь ей ничего не угрожало.
Мысли текли сонно и вяло, а на душе было на удивление спокойно. Леонард сорвал какую-то травинку и начал жевать её. Дурная привычка, которую он подхватил в армии и которая жутко не нравилась отцу. Наверное, именно поэтому она нравилась ему самому.
- Леонард, - вдруг послышался рядом тихий голос племянницы, - тебе ведь на войне приходилось убивать?
Молодой человек напрягся и почувствовал, как душевное спокойствие медленно ускользает.
- Я думаю, Нэлль, ты понимаешь, что это так. Много раз, - так же негромко ответил он.
Лионелла кивнула, не отрывая взгляда от неба.
- А это… это, наверное… Каково это?
Леонард задумался. Не то чтобы он не знал, что ответить. Скорее, как.
«Это мерзко. Это как заглянуть в тёмную бездну, из которой нет возврата. Но это… пьянит. Пьянит ощущением власти и могущества, власти над чужой жизнью. И эту радость от повержения твоего врага – как её описать? Ты сам становишься похож на ту бездну, в которую угодил…»
- Это… неприятно, – наконец выдавил Леонард.
Но этот раз девочка посмотрела на него – долгим, внимательным взглядом.
- Ты, наверное, подумал больше, чем сказал, - улыбнулась она неожиданно грустно и как-то по-взрослому.
- Я полагаю, тебе вообще не следует задумываться о таких вещах, Лионелла, - покачал головой дядя. – Это забота мужчин и солдат. А тебе нужно думать о более приятных вещах.
Племянница упрямо встряхнула рыжими локонами.
- Но сейчас я не хочу думать о «более приятных вещах». К тому же, здесь ты, а я давно хотела спросить именно у тебя. Я не думаю, что отец или дедушка могли бы ответить лучше, чем ты, ведь они не видят…
Нэлль замолкла. Леонард не выдержал и переспросил:
- Чего не видят?
- Ну… они жизнь не видят, понимаешь? Не знаю, как это объяснить, - беспомощно развела руками девочка. – То, что они могут ответить, не будет выражать их истинное мнение. А ты – отличаешься, и порой мне кажется, что я могу спросить у тебя всё, что угодно, даже то, что не могу спросить у мамы. Только не спрашивай, с чего я это взяла, я и сама не знаю.
Леонард почувствовал подкативший к горлу ком. «Как же плохо ты меня знаешь, Нэлль. Но я был бы последним подлецом, если бы позволил тебе разочароваться ещё и во мне».
- Тебе жалко их? Тех… врагов, которых приходится убивать?
- Бывает, - признался Леонард. – Но с годами всё реже. Ты должна понять, Нэлль, люди воюют не потому что хочется. Особенно это касается тех, кто лишь выполняет приказы. Наш долг – защищать Талиг, и мы это делаем. Но иногда выбор стоит очень суровый – жизнь противника, либо своя собственная. Война – она такая.
Что тут ещё скажешь? Никакими словами всё это по-настоящему не опишешь. Сейчас бы это привело его в состояние тоски, если он не обеспокоился тем, что племянница заинтересовалась темой войны и смерти.
- Нэлль, почему ты стала об этом думать? – настойчиво спросил Леонард.
Девочка пожала худыми плечиками.
- Я иногда думаю… о разном. Само приходит в голову. А спросить не у кого, поэтому я ждала тебя. Я бы попросила тебя больше никого не убивать, но знаю, что это невозможно, - Лионелла тихо вздохнула. – Просто я боюсь, что ты тоже изменишься.
Леонард хмуро промолчал. Ответить было нечего. Конечно, он изменится, точнее, станет таким, каким и должен быть, каким ему быть предопределено. Вот только кем именно предопределено? Не им самим, это точно.
- Если бы я стала королевой, - вдруг произнесла Лионелла, - я бы постаралась сделать так, чтобы войн не было…
Ком в горле стал невыносимым. Не в силах сдержаться, Леонард обнял племянницу и почти сквозь зубы ответил:
- Нэлль, боюсь, это невозможно. Поверь мне. Так же невозможно, как, скажем, добыть луну с неба. И тебе не обязательно становиться королевой, чтобы это проверить. Более того, - он отстранил от себя девочку и заглянул ей в лицо, - я не хочу, чтобы ты ею становилась, поверь, королевы почти не бывают счастливы, а я хочу, чтобы ты таковой была, потому что ты этого достойна более, чем кто-либо из нас всех.
- Хорошо, я поняла, ты не волнуйся, - послушно закивала племянница и улыбнулась. – Но ты неправ. Луну с неба достать можно, - золотистые глаза озорно сверкнули в лунном свете.
- Ну-ну, - засмеялся Леонард, - как же ты собралась достать луну?
Лионелла тоже засмеялась, поднялась с места и подошла к воде. Дядюшка лениво передвинулся следом, всё ещё улыбаясь. Юная виконтесса присела и зачерпнула ладонями тёмную воду. Затем встала чуть позади Леонарда и справа, подняла руки повыше, немного подвинула влево и восторженно проговорила:
- Смотри! Теперь она наша!
В ладонях из сверкающей воды светил тонкий лунный месяц.
Леонард зачарованно смотрел на кусочек света в руках племянницы и боялся пошевельнуться. Казалось, этот момент был чем-то очень важен. Наверное, пониманием того, что иногда всё проще, чем кажется, но понимают это только такие, как Лионелла – такие же светлые и чистые. К сожалению, ему таким уже не стать, не вернуть то время, когда это было ещё возможно.
- Что будем с ней делать? – таинственно зашептала племянница.
- Думаю… отпустим обратно, на небо, - тихо ответил дядюшка и развел ладони девочки, взяв их в свои.
Лионелла снова улыбнулась и мирно прислонилась к его плечу.
А Леонард смотрел на лунное отражение в озере.
Достать луну с неба невозможно. Изменить окружающий мир невозможно.
UPD. Последний кусок.
* * *
- Не отвлекаться! – весело и звонко скомандовала Лионелла, сверкая озорной улыбкой.
- Нэлль… - замялся Леонард, - не думаю, что это хорошая идея. Да и бесполезно всё это… Давай лучше пойдём на прогулку?
- Мы, уже, гуляли, - строго и с расстановкой отчеканила девочка. – А теперь пора заняться делом. Я хочу, чтобы ты ни в чём не уступал любому столичному кавалеру. А кавалер должен петь, танцевать и писать стихи.А кавалер должен петь, танцевать и писать стихи.
- Со стихами проблемка, пожалуй, будет, - молодой человек неуверенно потёр переносицу.
Стихи он, конечно, время от времени писал, но упаси Создатель показать их кому-нибудь, кроме Мари или Лионеллы, хуже того – кому-нибудь в свете.
- Ну, сейчас речь не о них, - деловито взмахнула кудрями закатная племянница.
Она два раза покружилась, так, что подол платья красиво взвился светлыми волнами. Эхо звонкого смеха Лионеллы разносилось по бальному залу соловьиной трелью. Леонард засмотрелся на пятна солнечного света, проникавшие внутрь сквозь высокие окна и ложившиеся на блестящий паркет золотыми бликами, и не заметил, как Лионелла коварно подобралась откуда-то сбоку и, ухватив его за руку, вытащила на середину зала.
- Нэлль, я правда не думаю, что мне хочется сейчас учиться танцевать, - дядюшка попытался мягко высвободиться из цепкой девичьей хватки.
Танцевать он и вправду не любил (наверное, поэтому и не умел как следует), и воспринимал танцы исключительно как элемент придворной мишуры, которой сам старался как можно чаще избегать.
- Это никуда не годится, - недовольно заявила Лионелла, очень строго глядя на нерадивого дядюшку. – Ну ты подумай, как ты будешь очаровывать понравившуюся тебе даму? Ведь танцы - это лучший способ.
- Как очаровывать? Ну, как-нибудь по-другому, - Леонард слегка покраснел, надеясь, что племянница этого не заметила.
- Нет-нет, ничего не хочу слышать, - решительно произнесла Нэлль, внезапно став маленькой женской копией тессория – с тем тоже невозможно было спорить, когда он начинал говорить таким тоном. – Я научу тебя как следует танцевать, это не обсуждается.
Отказать любимой племяннице Леонард попросту не мог, поэтому он уныло кивнул и послушно выслушал лекцию о том, что умение танцевать непременно пригодится ему, когда он встретит на своём жизненном пути девушку настолько чудесную, что не сможет выразить ей своё восхищение словами.
-… А вот когда ты пригласишь её на танец… - многозначительно улыбнулся рыжеволосый закатный котёнок.
Леонард беспомощно вздохнул. Лионелла внимательно осмотрела его.
- Со спиной у тебя всё хорошо, - проговорила она тоном заправского ментора. – Но поза, знаешь ли, такая, как будто бы собрался, ну… - Нэлль неловко замялась, – кого-нибудь расстреливать. Стань как-нибудь… расслабленней. Подбородок выше, выше. И руууууки…
Леонард пытался следовать указаниям Лионеллы, всем своим видом выражая всемирное страдание.
- Руку, дядюшка! – скомандовал юный ментор по танцам. – А тепееерь… шаг, вперёд. Ещё, второй! Нет, Леонард, не так, будто ты вступаешь в лужу! Более изяяящно.
- В лужу? Более изящно? – растерялся Манрик.
Лионелла нетерпеливо взмахнула локонами.
- Смотри! Показываю!
Глядеть на Лионеллу было гораздо приятней, чем пытаться самому «не вступить в лужу».
- Смотри на мои ноги, как они делают шаги. А теперь на руки. Запомни, в танце главное – равновесие! – поучительно проговорила Нэлль, торжественно улыбаясь. – Это же как… ну, почти как фехтование. Только движения плавные. Итак, не стой там столбом! Давай руку!
- Нэлль, - попытался слабо возразить Леонард, но был неумолимо водворён в позицию и удостоен строгого взгляда.
- Руку сюда, шаг – вперёд! Раз, и два, и три, и четыре. С-стой… Поворот и… Ай!
- Прости…
- Не ту ногу! Ещё раз! Левая… теперь левая. …Равновесие, не забывай о равновесии!
Лионелла была хоть и смешливым, но вполне терпеливым ментором, снося ошибки и жалобы на бессмысленность данного занятия. Потом, когда она сочла, что Леонард двигается вполне сносно (по крайней мере, путает шаги раза в полтора реже, чем было изначально), она стала напевать что-то плавное и танцевальное, старательно выводя ноты и продолжая задорно улыбаться. Через некоторое время она останавливалась, отходила чуть назад и показывала отдельные движения, требуя смиренного ученика повторять всё в точности. Её довольная улыбка так успокаивала Леонарда, что он уже старался всё делать как надо, только чтобы вызвать её. Неясно, понимала ли это хитрая рыжая девчонка, но её веселья это не умаляло в любом случае.
Иногда Леонард начинал капризничать и дразнить племянницу, намеренно делая что-то не так и смеясь, когда она сурово хмурила бровки, а потом принималась бегать за ним по залу. Когда Нэлль снова удавалось захватить над ним власть, то урок продолжался с удвоенной старательностью и обеих сторон.
С племянницей было так легко и хорошо, что Леонард почти позабыл о том, что не любит танцы. Через пару часов строго надзора Лионеллы он с удивлением заметил, что у него получается двигаться довольно неплохо, но, скорее всего, дело было в её улыбке.
«Разве найдётся при дворе хоть одна девушка, которая может вызывать такие же чувства? Нет, Нэлль. Ты – чудо, и спасибо тебе за всё, но то, чему ты меня научишь, пригодится мне только здесь, с тобой. Танцы с солнечными лучами – не для дворцовых паркетов».
…Кстати, о лучах. Танцующие так увлеклись, что не заметили, как лучи понемногу угасли, а молчаливые слуги зажгли свечи в многочисленных канделябрах, отчего зал наполнился тёплым мягким светом.
От дальних дверей вдруг отделилась фигура Иоланты.
- Неплохо. Для вас, Леонард. А тебе, Нэлль, нужно ещё заниматься.
Леонард оглянулся и опять спутал шаги, сбившись со счёта.
- Сегодня я ментор, сестрица! – весело ответствовала Нэлль.
Иоланта в ответ только хмыкнула и придирчиво оглядела танцевальную пару. В мягком свете свечей, казалось, даже её взгляд чуть потеплел.
Следующим в зал ворвался виконт Манро с игрушечной саблей наперевес. За ним с трудом поспевал почтенный мэтр Радони.
- Вы что это тут – танцуете? – громко захихикал мальчишка, разгоняясь, чтобы проскользить по паркету.
- Константин, - Иоланта ловко ухватила брата за ворот, - нельзя вот так врываться на паркет. Ужас что будет, если вы привыкнете и проделаете это, скажем, во дворце.
- Отстааань, - проскулил виконт, пытаясь вырваться.
Иоланта невозмутимо взглянула на лютню в руках учителя:
- У вас урок музыки?
- Был, - вздохнул почтенный мэтр.
- Тогда совместим приятное с полезным, - старшая девица Эммануилсберг решительно забрала у сопротивляющегося брата саблю и бросила к стене. – Урок музыки и танцев, - изобразила ледяную улыбку Иоланта.
Константин надулся, что вырываться перестал. Ментор покачал головой, отыскал стул, удобно устроился и принялся наигрывать лёгкую танцевальную мелодию.
Иоланта изобразила изящный реверанс. Лионелла, радостно хлопнув в ладоши, потащила Леонарда за собой и встала рядом с сестрой, но на таком расстоянии, чтобы не мешать, делая изящный реверанс чуть ли не на ходу, чтобы успеть в такт.
Через пару минут улыбался даже Константин, несмотря на то, что старшую сестру откровенно побаивался, а Нэлль улыбалась и смеялась вовсю.
Это было довольно странно – две пары, танцующие в большом, заполненном мерцающим светом зале, под аккомпанемент единственной лютни.
Волосы Лионеллы разметались, она пыталась отбросить их назад, но те приходили в ещё больший беспорядок. Причёска же Иоланты была, как всегда, безукоризненна, но даже она улыбалась, глядя на то, как брат слегка путает шаги, и постоянно что-то подсказывала ему.
Они так увлеклись танцами, что никто не заметил тихо вставшую в дверях Марию, которая смотрела на танцующих с умиротворённой улыбкой. Когда мелодия окончилась, она захлопала в ладоши, подходя ближе, и Леонард с какой-то особенной теплотой отметил, что Лионелла делает это очень точь в точь как она.
- Браво, Леонард! – засмеялась невестка. – Я подозревала, что моя дочь – единственный человек, который может сподвигнуть тебя на это деяние!
Потом мэтр играл что-то ещё, и ещё, мелодии сменялись одна за другой, и в особняке Манриков в этот вечер был свой собственный почти что бал. И неважно, что пар было только две (пару раз то старшая, то младшая дочери виконтессы уступали ей своих кавалеров), а под конец они все просто дурачились – все, кроме Иоланты, которая терпеливо ждала, пока родичи снова станут мало-мальски серьёзными – настолько, чтобы быть в состоянии осилить очередной танец.
Музыка, свечи, танцы… и тепло. В танцевальном зале сегодня было очень тепло.
* * *
- Только «Слёзы», - сказала Мария. – Ты знаешь, крови я не переношу в любом виде.
- Мне всё равно, - улыбнулся Леонард.
И почему все важные разговоры у них происходили на закате? Дурная ли это примета или напротив? На стекле распластались янтарные блики. Леонард приподнял бокал, глядя в окно через хрустальную грань, которая тоже стала янтарной.
Он так и не смог заставить себя сесть, даже когда Мари откровенно попросила: «Да не мельтеши тут, прошу». На душе отчего-то было тревожно, а может быть, это всё его обычная реакция на близкую разлуку.
- Иоланта сегодня ходила с нами на прогулку, - сказал он, усмехнувшись. – Это было так непривычно, что я даже не знал, о чём с ней говорить. Нэлль выручила. Они болтали о каких-то своих девичьих пустяках, я ни кошки не понял, - он неловко засмеялся. – Пришлось развлекать Константина.
- Спохватилась, - чуть ворчливо, но по-доброму отозвалась Мари, вертя свой бокал в руке. - Сколь бы не строила из себя Фридриха в юбке, а понимает, что завтра она уедет и вернётся сюда не скоро, очень нескоро.
- Думаешь, Иоланта будет тосковать по дому? – задумчиво проговорил Леонард, делая несколько шагов к окну.
Невестка проследила за ним взглядом.
- Будет, - уверенно ответила она. – Мы все тоскуем.
Воцарилось молчание. И хоть это было естественное, доброе и уютное молчание, Манрику всё равно было не по себе. Он чувствовал, что должен что-то сказать. Или спросить. Неважно. Он не мог вспомнить, что говорил этой женщине на прощание в прошлый раз. Сколько лет прошло? Год или два? А может больше? В столице время течёт быстрее.
- Мари… жалела ли ты когда-нибудь… - он не закончил вопрос, но жена брата поняла.
- Случалось, - ответила она, так и не сделав ни глотка. – Твой брат не подарок, но я не могу испытывать неприязни к человеку, подарившему мне счастье в виде моих детей.
- Значит, только благодарность? – и зачем он об этом спрашивает?
- Иногда этого достаточно, - твёрдо ответила женщина, не сводя глаз с собеседника. – К тому же, я не могу требовать от Фридриха безграничной любви. Согласись, его положение было не лучше.
Леонард понимал, что Мари не хотела его обидеть, но укол всё равно оказался слишком чувствительным. Любое лишнее напоминание о том, что сыновья тессория Манрика не принадлежат себе, становилось таким уколом. Но Мари не стала извиняться. Она отпила вино и тоже посмотрела в окно.
- Люблю закат, - беспечно сказала женщина.
- Ты святотатствуешь, - улыбнулся Леонард.
- Мне можно, - ещё один глоток. – Моя дочь скоро станет шпионкой.
- Ох, Мари… - покачал головой деверь.
- Да брось, - Мария откинулась на спинку стула. – Если и есть в Талиге те, кто может всерьёз навредить Катарине, то это вряд ли наша Иоланта. И даже вряд ли твой отец.
О королеве говорить не хотелось, Леонард до сих пор не понимал, как ему относиться к «талигойской мученице».
- Я бы хотел тебе что-то сказать, Мари, что-нибудь такое…
- Леонард, если ты не знаешь, что сказать женщине, похвали её причёску, - строго произнесла виконтесса. – Правда, - продолжила она, помолчав, и вдруг расхохоталась, - в моём случае это не поможет!
Леонард улыбнулся, но как-то вяло.
- Знаешь, главное, когда с тобой происходит что-то, что ты не в силах изменить, - не думать об этом слишком много. Мечтам в мыслях место быть должно, но жизнь не всегда с этими мыслями совпадает. А те, у кого не так – воистину благословенны Создателем. Ну, или…
- Прокляты? – усмехнулся Леонард.
- А что, вполне себе, - пожала плечами виконтесса. – Про Рокэ Алву болтают, что он спелся с Леворуким, но по всему выходит, что это и есть самый верный путь.
Леонард поморщился. И эта тема была нежелательна, но Мари всё ещё не извинялась. Вместо этого она поставила бокал на стол с неестественно громким стуком и продолжила:
- Могу сказать только, что может быть всё равно, чем заняты твои руки, и всё равно, где витают твои мысли. Главное – что в твоём сердце.
- Я подозреваю, - глухо проговорил Леонард, - что отец уже распорядился моим… сердцем.
- А вот тут ты неправ! Никто им, кроме тебя, распорядиться не может, - женщина, казалось, разгорячилась.
Леонард только покачал головой.
- Я боюсь замыслов собственного отца. Сейчас его главный помощник – Фридрих, но мне кажется, что однажды все свои надежды он возложит на меня, и – неважно, справлюсь я или нет, - но что, если это будет тем самым шагом, после которого нет дороги назад? Леворукий с ним, с сердцем! Но утратить способность быть тем, кем ты был, но уже не станешь, – вот что страшно.
- Ты сказал о своих страхах, - медленно протянула Мария. – Но больше не говори. Потому что они могут завладеть тобой.
- Что же – жить с иллюзией, что всё идёт по плану? – спросил Леонард и не смог удержаться от гримасы – он только что произнёс одну из самых любимых фраз тессория.
- Иногда, - значительно произнесла Мари, - это помогает. Я бы предложила тебе налить ещё, но твой бокал не тронут. Леонард, брось, прошу тебя. Иначе я сейчас расплачусь и буду плакать всю ночь, а назавтра, когда выйду вас провожать, буду выглядеть отвратительно. Ты же не хочешь ближайшие пару лет помнить меня такой, правда?
* * *
«Аллея идеальных деревьев» осталась позади. Копыта лошадей мерно и глухо выстукивали дорожную пыль.
Иоланта сидела напротив – прямая и собранная, задумавшись о чём-то своём, время от времени почти бессознательно поправляя и без того идеальные розовые кружева на рукавах. Родовые цвета ей отлично шли, закатная кошка об этом прекрасно знала и для встречи со столицей выбрала платье тёмно-зелёного бархата, которое чудно оттеняло тёмно-рыжие локоны.
Леонард долго смотрел в окно, потом ему надоел однообразный пейзаж и он, прикрыв глаза, некоторое время наблюдал за племянницей из-под ресниц.
Мари считала, что девушка будет тосковать по дому… Кто знает. Ведь Иоланта была не только дочерью Фридриха, но и дочерью Марии. Так же как и сам Фридрих был не только сыном тессория Манрика, но и сыном хрупкой золотоволосой женщины с тёплой улыбкой и золотым взглядом, однажды сравнившей будущую королеву со святой Октавией.
Любая встреча может быть омрачена предстоящей за ней разлукой, но сейчас Леонарда беспокоило что-то другое, что-то совсем другое…
Он вдруг открыл глаза и выпрямился.
- Иоланта, - поначалу неуверенно, словно сам не зная, что собрался сказать. – Я хотел бы с вами поговорить.
- Дядюшка, может быть, потом, когда остановимся? – чуть раздражённо ответила девица, слегка качнув головой. – Право же, в дороге неудобно.
Он ещё ничего не сказал, а она уже догадывалась. Что же, в чём-то тессорий был прав – старшая дочь Фридриха далеко пойдёт.
- Неудобно, говорите…
Леонард, сам не понимая, зачем, вдруг высунулся из окна кареты и несколько нервно крикнул кучеру:
- Останови! Сейчас же!
Слегка испуганный извозчик притормозил лошадей, отчего карета качнулась сильней обычного.
Леонард уселся на место и встретил недовольный взгляд стальных глаз.
- Вот мы и остановились, - злорадно сказал Манрик. - Зачем вы едете в столицу, Иоланта?
- Леонард, я могу попросить вас оставить эти глупости?
- Ответьте мне, дорогая племянница, - Манрики умели быть настойчивыми, но девушка, сидящая напротив – тоже Манрик.
- Это бессмысленный вопрос, - невозмутимо отозвалась дочь Фридриха. – К тому же, вы знаете. Глупо спрашивать то, что вы знаете и так.
- Нет! – сам не понимая, что творит, Леонард вдруг дёрнулся вперёд и схватил тонкую холёную руку. – Я знаю о целях вашего деда тессория, так же, как и о целях своего старшего брата (у младшего целей нет, у вашей матери их нет уже давно), но каковы ваши, Иоланта? Лично ваши!
Девушка не отняла руку, только взглянула чуть удивлённо. Тонкие брови взметнулись вверх, но взгляд оставался холодным.
- Мои цели… - медленно проговорила она, - те же, что и цели членов моей семьи. Я желаю служить Талигу и его королеве, - пухлые губы чуть изогнулись в усмешке, - при этом подразумевая то, что под этим подразумевают и все остальные. Надеюсь, вы поняли?
- Я не понял, ответила ли ты на мой вопрос, - устало сказал Леонард.
Иоланта пожала плечами и снисходительно улыбнулась.
- Я просто знаю, что моё место там, если такой ответ тебя устроит больше, дядюшка, - Леонард с непривычки даже не заметил, что она перешла на «ты». – Но я не понимаю, к чему эти вопросы. Не то чтобы мне было сильно интересно…
- Я просто хочу знать, - отстранённо проговорил Леонард, отпуская руку племянницы, - есть ли в нашей семье хоть кто-то, кто способен сделать собственный выбор, сам выбрать свою судьбу. Я должен знать, что это на самом деле возможно.
Иоланта невозмутимо принялась поправлять смятую манжету.
- Свою судьбу, дядюшка, сами выбирают все, - назидательно произнесла она, до жути напоминая тессория. – Проблема только в том, что вариантов для выбора не особо много. Прикажите кучеру трогаться, опаздывать я не намерена.
*
@темы: Манрик, спетое Dangerous Mind, зарисовка, персонажи и образы, заметки о Кэртиане, карта-на-сердце
-
-
31.05.2011 в 09:41-
-
31.05.2011 в 11:11~ Танаис ~ , я свяжу вам тапки!! и отправлю, где б ваши владения не находились, субарыня))))
-
-
31.05.2011 в 11:45-
-
31.05.2011 в 13:11-
-
31.05.2011 в 15:04Вот и меня они оч-чень интересуют) Вплоть до предков))
я свяжу вам тапки!!
Ооу))) Я весьма польщён))
я постараюсь выдержать образ, честно-честно
Мурк))
Соберрано, главное, не перехвали меня
-
-
31.05.2011 в 16:07-
-
31.05.2011 в 22:58*понимая, что Манрик все сильнее и основательнее обосновывается на крыше. И не в качестве накрышника*
-
-
01.06.2011 в 00:35-
-
04.06.2011 в 20:23-
-
04.06.2011 в 20:26-
-
05.06.2011 в 00:14дадада))))
-
-
07.06.2011 в 09:10-
-
07.06.2011 в 10:41эхх...так светло и немножко грустно
-
-
09.07.2011 в 05:29-
-
09.07.2011 в 11:47-
-
16.11.2011 в 04:37Танцы - это совпадение?)))))
-
-
16.11.2011 в 06:28Недосказанность - потому что это всё-таки предканон))) Ясенпень - есть ещё канон и постканон))
-
-
16.11.2011 в 07:41адепт ордена лужи
Мррррр... это чудесно. такой лапочка Лео
-
-
16.11.2011 в 07:58Сам такой!
такой лапочка Лео
Только тссс!
-
-
16.11.2011 в 12:24Сам такой!
и я вас люблю)
Только тссс!
Кому тссс, а кто с утра начитался, теперь ходит странно улыбается
-
-
16.11.2011 в 18:52Как маниак?)))